ночь мне не придется проводить в камере, среди воров и насильников.
Лужи на мостовой росли на глазах. Дождь лил на мою шляпу, купленную четыре года назад, на плащ, приобретенный годом раньше, теплый дождь из нависших облаков, темных и мрачных, под стать моему настроению.
Блестящий от воды «Бьюик-сенчури» подкатил к тротуару, и, подчиняясь команде, электрический моторчик включил привод, опускающий стекло.
– Гарри!
Дверца распахнулась, и я наклонился, чтобы взглянуть на водителя.
Меня встретила широкая улыбка Джона Реника.
– Садись, ты промокнешь, – сказал он.
После короткого колебания я залез в кабину и захлопнул дверцу. Реник схватил мою руку и крепко пожал ее. Его загорелое лицо не выражало ничего, кроме радости от встречи со мной.
– Как поживаешь, старина? – спросил он. – Каково снова очутиться на свободе?
– Все нормально. – Я высвободил руку. – Только не говори мне, что я должен вернуться домой в сопровождении полиции.
От моих слов улыбка Реника поблекла. Его серые глаза озабоченно разглядывали меня.
– Неужели ты мог подумать, что я не приеду? Я же считал каждый день.
– Ни о чем я не думал. – Я оглядел приборный щиток. – Твоя машина?
– Конечно. Купил ее пару месяцев назад. Прелесть, не правда ли?
– Значит, фараоны в Палм-Сити не разучились зарабатывать на жизнь? Поздравляю.
Лицо Реника застыло, в глазах сверкнула ярость.
– Знаешь, Гарри, скажи эти слова кто-то еще, я бы дал ему по морде.
Я пожал плечами.
– Если тебе это приятно, я не стану возражать. Я привык к зуботычинам фараонов.
Прежде чем ответить, он глубоко вздохнул.
– К твоему сведению, я теперь работаю у окружного прокурора. Следователем по особым поручениям. И получаю гораздо больше, чем раньше. Из полиции я ушел больше двух лет назад.
Я почувствовал, что краснею.
– Понятно… Извини… Я не знал.
– Ты и не мог знать. – Он заулыбался и отпустил сцепление. «Бьюик» плавно тронулся с места. – Пока ты был там, многое изменилось. Прежней банды уже нет. У нас новый окружной прокурор… порядочный человек.
Я промолчал.
– Какие у тебя планы? – резко спросил Реник.
– Их у меня нет. Я хочу осмотреться. Ты знаешь, что из «Вестника» меня вышибли?
– Слышал. – Он кивнул и продолжил после короткой паузы. – Поначалу тебе придется нелегко. Ты это понимаешь, не так ли?
– Естественно. Когда человек убивает полицейского, даже случайно, ему не дают об этом забыть. Я знаю, что меня ждет.
– Полиция не держит на тебя зла, Гарри. Я имел в виду другое. Тебе придется сменить профессию. Кубитт по-прежнему в силе. И ты у него на прицеле. Если он будет против, работа в газетах тебе заказана.
– Это мои трудности.
– Я мог бы помочь.
– Мне не нужна помощь.
– Да, конечно, но Нина…
– Я позабочусь о Нине.
Он долго молчал, вглядываясь в залитое дождем лобовое стекло.
– Послушай, Гарри, мы с тобой друзья. Мы знакомы Бог знает сколько лет. Я чувствую, что у тебя сейчас на душе, но не надо относиться ко мне как к врагу. Я говорил о тебе с Мидоусом. Это наш новый окружной прокурор. Пока еще ничего не решено, но думаю, что он сможет взять тебя в штат.
Я повернулся к Ренику.
– Я не стал бы работать на администрацию Палм-Сити, даже умирая с голоду.
– Нине пришлось нелегко… – Реник замялся. – Она…
– Мне тоже было несладко, поэтому мы сможем во всем разобраться сами. Помощь мне не требуется. И покончим с этим!
– Ну, как хочешь. – Реник раздраженно хлопнул руками по рулю. – Я понимаю, что с тобой происходит. Наверное, я бы тоже злился на весь свет, если б со мной обошлись так же, как с тобой, но что было, то прошло. Ты должен подумать о своем будущем и о будущем Нины.
– А чем, по-твоему, я занимался все эти годы, проведенные в тюремной камере? – Сквозь окно я смотрел на море, серое в пелене дождя, бьющееся о набережную. – Да, я озлобился. Мне хватило времени осознать, каким же я был слюнтяем. И чего я не взял десяти тысяч долларов, которые предложил комиссар полиции в обмен на мое молчание! Так вот, в тюрьме я дал себе зарок: теперь никто и никогда не скажет, что я слюнтяй!
– Это все слова, – резко возразил Реник. – Ты знаешь, что поступил правильно. Если бы ты взял деньги, то никогда бы не примирился со своей совестью. Это же ясно как Божий день.
– Ты так думаешь? Не обольщайся, что теперь мы с ней поладили. Три с половиной года в одной камере с растлителем детей и двумя ворами не проходят бесследно. По крайней мере, взяв десять тысяч, я бы не был отбывшим срок преступником, да к тому же и безработным. Возможно, я даже купил бы себе такой же автомобиль.
Реник пожал