как граф Гаэтан торжественно, мягко и с признательностью в голосе произнес:
– Семья нисколько не противится этому. Господа, она просит вас об этом.
При этих словах раздались крики радости, потрясшие здание церкви от купола до основания.
Однако распорядитель похорон уже заставил подойти к гробу своих носильщиков, и те уже взялись за ручки. Но, услышав слова графа Гаэтана, они передали гроб молодым людям, которые, подняв его на плечи, благоговейно вынесли дорогие им останки из церкви.
Процессия довольно спокойно пересекла двор и вышла на улицу Сент-Оноре.
Человек, который затеял весь этот скандал, исчез, словно испарился. Все присутствующие напрасно расспрашивали о нем, но никто не видел, ни когда он вышел, ни куда пошел.
Оказавшись на улице Сент-Оноре, кортеж перестроился: за гробом встали сыновья герцога де Ларошфуко, за ними большое число пэров Франции, потом депутаты, люди, прославившиеся личными заслугами или высокопоставленные по рождению, друзья или сторонники герцога.
Герцог де Ларошфуко был генерал-лейтенантом. Посему для отдания воинских почестей покойному был выделен почетный караул.
Казалось, все вошло в мирное русло, но в тот самый момент, когда этого меньше всего ожидали, вдруг опять словно из-под земли появился тот же самый человек, который затеял скандал в церкви.
Узнавшая его толпа испустила вопль возмущения.
Но тот, приблизившись к офицеру, командовавшему почетным караулом, сказал ему на ухо несколько слов, которых никто не расслышал.
Затем он громко потребовал от офицера проявить силу и оказать поддержку агентам, для того, чтобы помешать молодым людям нести гроб и установить его на катафалк, на котором останки покинут пределы Парижа.
При этих словах, сопровождаемых на сей раз призывом к применению военной силы, со всех сторон раздались угрожающие крики.
Среди этого шума можно было отчетливо услышать такие слова:
– Не слушайте его!.. Да здравствует гвардия! Долой шпиков! Долой комиссара полиции! Вздернуть этого комиссара на фонаре!
И, как естественное продолжение этих криков, по колонне от хвоста до головы прошло движение, похожее на волну прилива.
Когда эта волна докатилась до комиссара, он был вынужден попятиться назад.
Обернувшись на крики, он бросил на толпу угрожающий взгляд.
– Мсье, – обратился он снова к офицеру, – я требую, чтобы вы применили силу.
Офицер посмотрел на своих людей: они были тверды и нахмурены. Он понял, что они выполнят любой его приказ.
Снова раздались крики:
– Да здравствует гвардия! Долой ищеек!
– Мсье, – резко повторил, снова обращаясь к офицеру, человек в черном, – в третий и последний раз я требую от вас помощи! У меня есть приказ, и горе вам, если вы помешаете мне его выполнить!
Офицер, на которого подействовали повелительный тон комиссара и его угрозы, вполголоса отдал приказ солдатам, и мгновение спустя на ружьях заблестели примкнутые штыки.
Это, казалось, привело