о скоро начнется.
Деревья знают, ведь они старые и все уже видели.
Луны нет.
Луны нет, когда приходит Слякотник. Ночь натянула пару тонких кожаных перчаток; укрыла землю черной простыней – уловкой, личиной, сонным заклятием, под которым все сладко дремлет.
Темнота, но не полная, ведь у всего есть фактура, нюансы и оттенки. Глядите: грубая шерсть сгрудившихся лесов, лоскутное одеяло полей, гладкая черная патока рвов. И все же… Если вы не законченный неудачник, то не заметите странное движение в неожиданном месте. И вам определенно повезло. Тот, кто увидит, как поднимается Слякотник, уже никогда не расскажет об этом.
Вон там… Видите? Черный глянцевый ров, полный ила, перестал быть неподвижным. В его самом широком месте вспучился пузырь, побежала едва заметная рябь, всего лишь намек…
Но вы отвернулись! Весьма мудро. Подобные зрелища не для таких, как вы. Обратите лучше внимание на замок, там тоже кое-что движется.
На вершине башни.
Смотрите – и сами увидите.
Юная девушка сбрасывает покрывало.
Ее отправили спать; в соседней комнате тихо похрапывает няня, ей снится мыло, лилии и высокие стаканы теплого молока. Но девушку что-то разбудило; она украдкой садится, перекатывается по чистой белой простыне и спускает ноги, одну за другой; две бледные узкие стопы на деревянных половицах.
Луны нет, не на что смотреть, сплошной мрак, и все же ее тянет к окну. Рябое стекло заледенело; она забирается на шкаф, усаживается над строем детских книг, в прошлом ее фаворитов, ныне – жертв ее стремления поскорее вырасти; вокруг мерцает морозный ночной воздух. Она подтыкает ночную сорочку под бледные бедра и прижимается щекой к сомкнутым белым коленям.
Мир – снаружи, люди движутся в нем, как заводные куклы.
Однажды она непременно увидит его собственными глазами, ведь замки на дверях и решетки на окнах для того, чтобы не впустить его, но вовсе не для того, чтобы не выпустить ее. Не впустить мир.
Она слышала истории о нем. Он и сам стал историей. Давней-предавней легендой. А замки и решетки сохранились с тех пор, когда люди верили в подобные вещи. В сказки о чудовищах, которые прячутся во рвах и подстерегают прекрасных дев. В сказки о мужчине, которому в старину причинили зло, и теперь он вновь и вновь мстит за свою утрату.
Юную девушку, которая нахмурилась бы при слове «юная», больше не тревожат детские монстры и небылицы. Она лишилась покоя, она современная, взрослая и отчаянно мечтает сбежать. Ей осточертело это окно и этот замок, однако целую вечность у нее нет ничего другого, и потому она хмуро глядит сквозь стекло.
Там, в складке между холмами, деревня погружается в апатичный сон. Последний ночной поезд вдали уныло оповещает о своем приближении – одинокий зов, остающийся без ответа, и носильщик в жесткой форменной фуражке выходит наружу и подает сигнал. В соседних лесах браконьер выслеживает добычу, и ему не терпится вернуться домой в кровать, а на окраине деревни, в домике с облупившейся краской, плачет новорожденный ребенок.
Совершенно обычные события в мире, где все рационально. Где видишь то, что происходит, и тоскуешь по тому, чего не происходит. В мире, столь отличном от того, в котором пробудилась девушка.
Ведь внизу, ближе, чем она думала, что-то происходит.
Ров начинает дышать. Глубоко-глубоко, завязнув в иле, влажно бьется сердце мертвеца. Тихий звук, подобный стону ветра, исходит из недр и напряженно парит над поверхностью. Девушка слышит его, то есть ощущает, ведь фундамент замка сливается с илом, и стон сочится сквозь камни, поднимается по стенам, этаж за этажом, неуловимо проникает в книжный шкаф, на котором она сидит. Прежде любимая книга срывается на пол, и девушка в башне ахает.
Слякотник открывает один глаз. Резко, внезапно водит им по сторонам. Возможно, даже тогда он вспоминает о своей утраченной семье? Хорошенькой маленькой женушке и паре пухлых нежных крошек, которых он бросил? Или его мысли уносятся дальше, в детство, когда он с братом бегал по полям среди высоких бледных стеблей; а может, он думает о другой женщине, той, что любила его перед смертью? Лесть и знаки внимания которой, а главное – нежелание смириться с отказом лишили Слякотника всего.
Что-то меняется. Девушка чувствует это и ежится. Прижимает ладонь к ледяному запотевшему стеклу и оставляет отпечаток-звездочку. Она в плену колдовского часа, хотя и не знает, что он так называется. Теперь ей никто не поможет. Поезд ушел, носильщик лежит рядом с женой, и даже ребенок задремал, устав от попыток поведать миру все, чему научился. Не спит только девушка в замке у окна. Ее няня перестала храпеть и дышит так тихо, что кажется замерзшей до смерти. Птицы в замковом лесу тоже умолкли, спрятали головки под дрожащие крылышки, зажмурили веки тонкими серыми черточками, чтобы не видеть того, что грядет.
Не спит только девушка; и еще мужчина, пробуждающийся в иле. Его сердце бьется быстрее, ведь его время настало и продлится недолго. Он вращает запястьями и лодыжками, он поднимается с илистого ложа.
Не смотрите. Умоляю