Amonis avellutam quellum. Ирина Черкашина

улице выше Юлианова порта, и всякий может справиться там о цене моего слова.

      Мы шли небольшим караваном с юга, намереваясь через Антиохию вернуться домой, в Константинополь. В пути же застала нас пыльная буря, каковые случаются в этих краях. Была она сильна, и два дня мы простояли, укрывшись в лагере, не имея возможности определить направление и двигаться дальше. Когда ветер стих и пыль осела, увидали мы вокруг пологие холмы, где раскинулись несколько оливковых рощ и поля, засеянные пшеницей и ячменём, увидали впереди лежащий город и не могли узнать его. Дорога же туда была пустынна.

      Нуждаясь в воде для верблюдов и в пополнении запасов, мы направились по ней. Город был окружён лишь небольшою глинобитною стеной, какой иной раз крестьяне огораживают свои наделы, ворот же мы и вовсе не увидели. Мы вошли свободно, спрашивая у встречных жителей, где найти постоялый двор. Жители отвечали приветливо, хотя и весьма удивлялись нашему появлению, и наконец указали дом, где мы могли остановиться.

      Город сей назывался Кирис и, по словам жителей его, находился далеко от караванных дорог, путники и торговцы редко заходили сюда, и его миновали даже военные разорения, кои не так давно сотрясали эти края. Жители, во всяком случае, ничего о них не знали.

      Мы остановились в большом доме, с кровлею, крытою камышом и уже весьма прохудившеюся; давно никто уже не жил здесь. Однако город не взял с нас никакой платы за постой, и мы были рады наконец прочным стенам и крыше над головой, хотя бы сквозь неё и проглядывали звёзды.

      Наутро я с двумя слугами отправился на рынок в поисках припасов для моего каравана; рынок же был весьма оживлён. Византийская монета здесь ходит ещё императора Константина Багрянородного, что весьма странно. Расчёты, однако же, ведутся по большей части медной монетой, нуммиями, как у варваров, но есть и серебряные драхмы и оболы. Монета вся легковесна и весьма истёрта.

      И вот, в то время, когда покупал я зерно для караванщиков, торгуясь, ибо пшеница их была мелка и не просеяна от сора, случилось нечто странное.

      Откуда-то издалека послышался детский голос, выкрикивавший с каким-то исступлением одни и те же слова: «Amonis avellutam quellum! Amonis avellutam quellum!»

      Я с удивлением огляделся, однако же никакого ребёнка не увидел; прочие же, бывшие на рынке, притихли и склонили головы, как бы в присутствии здешнего царя или набольшего, даже тот торговец, коий только что доказывал мне, что пшеница его лучшая во всём Кирисе.

      Голос же сделался громче, словно ребёнок подходил ближе, и продолжал выкрикивать всё ту же бессмыслицу. Я поступил так, как и здешние жители, ибо путешественник должен соблюдать законы страны, через которую проезжает, дабы избежать беды, и слугам своим сделал знак последовать моему примеру. И мы стояли, опустивши головы, и ждали, а голос звучал так, словно обладатель его проходил мимо – однако я по-прежнему никого не видел.

      «Amonis avellutam quellum! Amonis avellutam quellum!» – выкрикивал незримый безумец.

      Все чего-то ждали, купец, стоявший рядом с нами, страшно побледнел, и я ощущал трепет, словно бы при сильной опасности.

      И вдруг детский голос умолк, будто неведомый мальчик задумался. Я заметил, как все вокруг вздрогнули и невольно согнулись, как бы в ожидании удара. И вдруг раздался громкий крик, и одна из женщин, стоявшая у прилавка неподалёку, повалилась в пыль, размахивая руками и ногами. Кровь брызнула во все стороны; стоявшие поблизости отшатнулись, но не побежали, оставшись стоять со склонёнными головами. Никто не пытался помочь несчастной или как-нибудь сопротивляться неведомому избиению её. Я же и слуги мои остолбенели от ужаса.

      Нечто незримое рвало и пожирало женщину, словно пустынный лев, трепало её и било о землю. Истошные крики затихли, тело перестало дёргаться, кровь разливалась под ним безобразною лужей; платье было разорвано, лицо обезображено хваткой словно бы мощных челюстей. Спустя короткое время нечто оставило свою жертву, и всё замерло. И вдруг снова зазвучал детский голосок, уже удаляясь, твердя непрестанно и бессмысленно:

      «Amonis avellutam quellum!..»

      – Что это, о почтенный Саргат? – воскликнул я, едва все на рынке решились сдвинуться с места. Теперь-то люди окружили труп, переговариваясь и сокрушённо восклицая – однако же никто не казался растерянным или обезумевшим от горя, как это принято у южан; напротив, жители словно испытывали облегчение, что опасность миновала их.