еликий праздник Крещения Господня 19-го января у Лидии Афанасьевны Кузнецовой и Владимира Васильевича Гремяко родился мальчик, которого они назвали Серёжей. Лидия была актрисой питерского ТЮЗа, она была небольшого роста, сухопарая, и амплуа у неё было травести. Владимир, хоть и имел профессию инженера, на деле был джазовым музыкантом-виртуозом, играл на рояле и аккордеоне в известных тогда джазовых оркестрах Кальварского, Инсарова, Комаровского. В 1939-ом году был выпущен диск концерта Изабеллы Юрьевой, где аккомпаниатором был Владимир Гремяко. К сожалению, в семье диск не сохранился.
Лидия была воспитанницей детдома. Дед Серёжи по отцовской линии Василий Львович Гремяка был обер-офицер, штабс-капитан царской армии, имел награды. Его расстреляли большевики. Бабушка Серёжи Ольга Арсентьевна окончила Смольный институт для благородных девиц. Как она выжила после гибели мужа и как вырастила одна троих детей – Владимира, Бориса и дочь Евгению – остаётся загадкой. Владимир взял Лидию из общежития и привёл в большую квартиру по адресу Невский проспект 32/34, во флигель за спиной польской католической церкви святой Екатерины, той церкви, в которой злополучный Дантес венчался с Екатериной Гончаровой. Брат Володи Борис окончил военно-морское училище и уехал в Крым служить в черноморском флоте. В квартире на момент появления Серёжи проживали бабушка и её дочь Евгения с сыном Октаем. Октай был на шесть лет старше Серёжи, и отец у него был азербайджанец, так что Серёжин кузен именовался Октай Ибрагимович Раджабли. Прежним хозяином квартиры был немецкий барон, и в квартире сохранилось много старинной мебели. (Дубовый буфет начала XIX века и трюмо конца того же века до сих пор занимают почётное место в нашей московской квартире…) Кроме того, в комнате Володи стоял настоящий рояль. Окна выходили на купол церкви, а через арку возле подъезда можно было выйти прямиком к Русскому музею. Впоследствии Владимир Васильевич вспоминал брак с Лидий, неприязненно морщась: характер у неё был стервозный и она настраивала маленького Серёжу против бабушки и тёти Жени. В 1939-ом Владимира призвали на русско-финскую войну.
Летом 1941-го года Лидия с театром поехала на гастроли в Ярославль. Прибыв на место, она дала телеграмму Ольге Арсентьевне, чтобы та с Серёжей приезжала в Ярославль. Такую же телеграмму она отправила своей сестре Тамаре, у которой была дочь Лия, ровесница Серёжи. Бабушка и Серёжа приехали в Ярославль в аккурат 22-го июня, когда гитлеровские войска вероломно напали на Россию. Театр погрузился на пароход вместе с семьёй Серёжи и поплыл по Волге на юг в эвакуацию. Но тут стряслась беда: Серёжа и Лия заболели дизентерией. Семью высадили с парохода в Костроме. После этого они попали в деревню Антушево, а оттуда в село Семёновское. Добрые люди выделили им часть дома. Судьба хранила Серёжу: в блокаду он бы не выжил, а в деревне всегда есть яйца, молоко, картошка. Отца, естественно, опять забрали на фронт. В селе Семёновском Серёжа и Лия вместе пошли в первый класс. Лидия устроилась на местное радио – как актриса читала слушателям советские романы. Однажды она вытащила на радио Серёжу, и он прочитал стихотворение про снегиря. «Мне купили снегиря…» «Я принёс его домой. / У меня снегирь живой!»
Я им буду любоваться,
будет петь он на заре.
Может, снова можно драться
после школы во дворе?
С войны Владимир вернулся с орденом Красной Звезды и с боевой подругой Еленой. Он развёлся с Лидией. Ради Серёжи он хитроумно добыл для них комнату на Петроградской стороне, по улице Добролюбова. Комната была в четырёхкомнатной коммуналке, но с очень хорошими соседями. А учиться Серёжа пошёл в школу на Невском проспекте – знаменитую Петришуле, что рядом с немецким лютеранским собором святого Петра. Но для Серёжи настали тяжёлые времена: мать оказалась не просто стервой, а настоящей садисткой. Она избивала маленького Серёжу ни за что ни про что. Хлестала ремнём по голому телу, а после говорила: «Надевай штаны и иди в угол». Когда я прочитала у царя Соломона, что детей надо бить, я лишина его статуса мудреца. Психологическая травма от этих избиений осталась у Серёжи на всю жизнь. Он так и не простил мать, которая была просто преступницей перед архетипом матери. Когда Серёже было одиннадцать лет, он собрал свои вещи, взял на поводок любимого пса Януса и ушёл к отцу. Это было решение не мальчика, но мужа. Сын с отцом ведь почти не виделись – отец всё время был на войне. Но когда к нему пришёл Серёжа, он нисколько не удивился. Сказал: «Наконец-то! Я тебя ждал». В квартире отца тогда жил кот, и он подрался с овчаркой Янусом, оставив свой коготь у Януса в носу. Но вскоре кот и пёс подружились и вместе спали. Новая жена Владимира Елена не имела своих детей и отнеслась к Серёже как к собственному сыну. Серёжа всю жизнь потом вспоминал её с любовью и благодарностью. Кончила она ужасно. Мне потом рассказывал Владимир Васильевич: «Понимаешь, она стала спиваться, но это – полбеды. Она стала со мной драться. Я не могу бить женщину, а самому ходить в синяках тоже не годится. Пришлось мне с ней расстаться. Она ушла к своим фронтовым друзьям, и, когда была одна в квартире, заснула с сигаретой в руке, сожгла квартиру и погибла сама».
Дядя Серёжи Борис Васильевич Гремяко был на черноморском флоте капитаном подводной лодки. Воевал как герой, получил звание Героя