>
Он и сам не знал. Просто чувствовал важность этого. Для него любой лист был пустым, но казалось, что каждый из них что-то значил. Не для него, но для кого-то. Наверное для тех, кого он искал? Вполне возможно. Но искал ли?
Вспомним моментами. Вспышку солнца, что ослепила почти всех. Тех кого не ослепило, попросту сожгло. Словно и не было человека. Вы видите, на стенах? Это пепел. Остатки от тех, что вообще осталось. Смысл в том, что кажется, что ничего нет. Более ничего. Даже стены стали чем-то туманным. Невозможно скрыть всё, но кажется всё уже было скрыто.
Главное то, что хотел герой. А мне кажется, что он вообще ничего не хочет.
Начинался снег, солнце слепило, а шёл снег. Ему казалось это невозможным. Но в мире кажется невозможного нет.
И да он видел. Но лишь то, что хотел. А остального силился не замечать, потому что попросту не хотел.
Боль и страдания времени его не беспокоили. Совесть порой беспокоила, но он научился сдерживать её голос.
И да о ней. Не может быть и речи. Возможно в своё время он сам расскажет нам о ней. Но пока, он кажется не хочет говорить нам ни о чём.
Оставим его. Кажется он не слишком интересен.
Псевдослепец. Не более. Словно эти слова хоть что-то значат, кроме того, что они сказаны для ничего и никого. В пустоту, словно её кто-то слушает.
P.s_D_ets.: сегодня нет ничего, что можно оставить на завтра. А завтра не будет уже ничего. Словно и это что-то значит.
Вновь
Вновь он осматривал шрамы. Шрамы судьбы. Если бы он.. Нет. Ничего этого не может быть.
Вернутся, исправить. Сделать лучше.
Сколько бы он не читал дневник. Тот самый, что нашёл когда-то. Тот самый что шептал ему истории мира. Того что был. Заканчивая тем, что сейчас есть. Он нашёл фрагмент. До тех вспышек. До стирания грани.
Тот самый момент в котором по возможности остановив можно было бы мир сохранить. Но возможность того столь туманна, только и думал он, закрывая глаза от надоедливого солнца.
– Разве? – голос возник из ниоткуда.
– Опять ты?
– Ты же знаешь, я гуляю сам по себе.
– Ты же не кот?
– Только на половину. Большую из.
– Может скажешь, что за разве?
– Что?
– Ты сказал, перед тем как появится.
– Да, я много чего говорю, да и не только я. Но я слышал, что ящерица говорила можно всё исправить. Её поддержали почти все. Зверолюди или больше половины, большей из той, что можно назвать человеческой частью. Ты же знаешь?
– Не понимаю о чём ты.
– Эх, ворон, ты вновь отрицаешь свою суть. Но оперение твоё не обманет. Чёрное гладкое, вкусное.
– То есть ты здесь за этим?
– Есть тебя не в моих интересах. Пока что. Но впоследствии я могу поменяться в суждениях на твой счёт.
– Заметь я на большую часть человек, чем ворон.
– Ну да, клюва у тебя нет, но вот глаза. Ты видишь в темноте?
– Да. Я вижу.
– Это чудесно. У нас много общего.
– Одно не много.
– Больше чем ничего.
– Что сказали остальные?
– Особо они не говорили. Они лишь кивали в подтверждение слов ящера. Там был зебрыч, конь, панда, сыч и конечно же, куда без этого ссыкуна лиса с зайцем на пару. Или зайкой. Он с идентификацией своей не определился. Хотя почему он. Он пока оно.
– Так значит совет весь присутствовал.
– Почти. Не было михи и волка. И пантера тоже не пришла. Да и не сказал бы что это совет. Говорил только ящер.
– Неужели ты просто молчал. На тебя не похоже.
– Звучало как издёвка, но мне всё равно. Ведь я хочу всё вернуть. А ты?
– Я ничего не хочу.
– Опять…
– Что?
– Твоя хандра, она распространяется на всё? Или только на то, что тебя не касается.
– Нет её. Ничего не хочу и точка. Иди уже куда хотел. И оставь меня.
– Хорошо. Я уйду. Но знай, мы отправимся, с тобой или без тебя.
– Желаю удачи.
Котеич кивнул и махнув хвостом ушёл.
Ворон сидел и вновь вглядывался в дневник. Пока читал, он задавался вопросом, почему он должен быть спасителем этого мира? Ведь мир его никогда не спасал. Даже в помощи был несостоятелен. Но если и вправду можно, он бы хотел это сделать.
Но один.
Нужно