а его клир – 400 тысяч. Каноник, показывавший мне вазы, в которых хранились реликвии, сказал, что в одной из них хранятся тридцать монет, которые получил Иуда за то, что предал нашего Господа; я попросил его мне их показать, и, сурово на меня посмотрев, он сказал, что сам король не посмел бы проявить такое любопытство. Священники в Испании суть канальи (sic!), которым следует оказывать уважение более, чем прочим.
На следующий день мы осматривали кабинеты физики и натуральной истории, где нам было позволено, по крайней мере, смеяться. Нам показали препарированного дракона, что доказывает, как говорил мне владелец, что дракон не есть легендарное животное; после дракона нам показали василиска, чьи глаза, вместо того, чтобы напугать, заставили нас смеяться. Этот серьезный сеньор показал нам передник франк-масона, заверив, что тому, чей это передник, он был подарен его отцом, перед тем, как он вступил в ложу.
– Это доказывает, – сказал он, – что те, кто говорит, что эта секта никогда не существовала и не существует, ошибаются.
По возвращении в Аранхуэс, чувствуя себя очень хорошо, я стал делать визиты всем министрам, и посол представил меня маркизу Гримальди, с которым я имел беседу по поводу Сьерры Морены, дело с колонией туда продвигалось плохо. Швейцарские семьи не могли там процвести. Я подал ему проект, в котором пытался показать, что колония должна формироваться из испанских семей.
– Испания, – сказал он мне, – везде мало населена: пришлось бы обеднить одну область, чтобы обогатить другую.
– Отнюдь нет, потому что десять эмигрантов, умирающих от бедности в Астурии, умрут в Сьерра Морена, произведя пятьдесят детей, а пятьдесят в следующем поколении произведут двести, которые произведут тысячу, и все пойдет хорошо.
Мой проект был изучен, и маркиз Гримальди меня заверил, что если дело пойдет, меня выберут губернатором.
Итальянская опера-буффо была развлечением двора, включая короля, у которого не было никакого вкуса к музыке.[11]
Он любил только охоту. Маэстро итальянской музыки, которому протежировал посол Венеции, хотел сделать музыку к новой драме и надеялся заслужить всеобщие аплодисменты и получить в вознаграждение за свою работу значительные подарки. Времени было очень мало, чтобы заказать текст в Италии; я сразу предложил ему сделать это, меня поймали на слове, и назавтра я дал ему первый акт. Маэстро сделал к нему музыку в четыре дня, и посол Венеции пригласил всех министров на репетицию этого первого акта в зале своего дворца. Его музыку сочли исключительной по вкусу; два других акта были уже написаны, поторопились, и в пятнадцать дней моя опера была сыграна, и маэстро-музыкант имел основания быть довольным. Что до меня, меня сочли поэтом, работающим не за деньги; меня наградили аплодисментами. В действительности, я бы обиделся, если бы захотели мне заплатить. Мне было достаточно видеть, что посол доволен, видя меня в своей свите и видя, что я обласкан министрами как человек, способный доставить