сым дымком, торчала жестяная труба печки-буржуйки. Этот разрисованный камуфляжными пятнами и разводами могучий монстр с колесами в половину человеческого роста мог пробиться через любые сугробы, но в данном случае таких подвигов от него не требовалось: на протяжении последних двух недель погода стояла не по-зимнему теплая, столбик термометра колебался около нулевой отметки, мокрый снег сменялся дождем, и снеговой покров, подтаивая, оседал, слой за слоем покрываясь ледяной коркой наста.
Следом за «Уралом» шел, посверкивая хищно оскаленными хромированными клыками радиаторной решетки, приплюснутый и угловатый «хаммер»; за «хаммером» глыбой полированного мрака двигался громоздкий полноприводный «кадиллак», а замыкал колонну новенький, обтекаемый, со стремительными обводами роскошной морской яхты или реактивного истребителя, «инфинити FX». Здесь, посреди дремлющей под снеговым одеялом слегка всхолмленной, затянутой серой пеленой сырого оттепельного тумана равнины, эта выставка достижений зарубежной автомобильной промышленности смотрелась немного странно. Куда уместнее выглядел чадящий выхлопной трубой «Урал», продолжавший с тупой настойчивостью движущегося к водопою носорога перемалывать колесами российское бездорожье. Из-под него веером летели ошметки забившегося в протекторы снега, и водителю «хаммера» приходилось соблюдать приличную дистанцию, чтобы это добро не било в ветровое стекло.
Машины раскачивались и приседали на неровностях обледенелой, заснеженной дороги, и их пассажирам казалось, что они плывут по застывшему морю грязно-белого цвета, над поверхностью которого в тумане чернеют мертвые стебли прошлогодней травы да возвышаются островками неправильной округлой формы купы голых кустов. Светало медленно, будто через силу, туман постепенно редел, и через какое-то время вдали стала смутно видна темная щетина лесной опушки.
Прошло больше получаса, прежде чем возглавляющий колонну грузовик, перевалив гребень пологого холма и спустившись в низину, съехал с дороги и остановился, по ступицы колес увязнув в мокром рыхлом снегу, ощетинившемся серыми ноздреватыми обломками наста. Его двигатель замолчал, выхлопная труба в последний раз содрогнулась, плюнув черной копотью, и успокоилась, лишь над полукруглой крышей кунга по-прежнему вился голубоватый, уютно пахнущий сосновыми дровами дымок: егеря топили печку на тот случай, если кто-то из гостей озябнет и захочет посидеть в тепле с кружкой горячего, отдающего костром чая.
Внедорожники, скребя днищами по насту, один за другим осторожно сползли в продавленную «Уралом» глубокую колею и остановились. Из них начали выходить люди в теплом зимнем камуфляже и легких, непроницаемых для мороза и ветра куртках на гагачьем пуху. Удобные и теплые меховые унты, лисьи и волчьи хвосты на шапках, туго набитые патронташи и подсумки, устрашающего вида охотничьи ножи в ножнах из меха и тисненой кожи – для понимающего человека все это было лишь прелюдией к основному зрелищу, которое являло собой извлеченное из открытых багажников оружие. Гладкоствольные ружья, винтовки, карабины – здесь не было двух одинаковых экземпляров и ни одного, который стоил бы меньше пяти тысяч долларов. Красное дерево, серебряная насечка и затейливая резьба соперничали с выверенной, возведенной в ранг высокого искусства утилитарной простотой вороненого металла; коллекционные стволы, вывезенные в поле ради забавы, в совокупности могли обеспечить огневую мощь, способную в течение нескольких часов сдерживать наступление крупных сил противника.
Владельцы всего этого великолепия тоже выглядели довольно примечательно. В наше относительно благоустроенное время любой шустрый и удачливый сопляк может позволить себе какую угодно роскошь, бездумно пустив на ветер украденные, взятые взаймы или полученные от богатых родителей деньги. Но участники этой воистину барской охоты были люди солидные, состоявшиеся – не мальчики, но мужи, причем, судя по общему для всех гладких, холеных лиц выражению значительности, мужи не какие попало, а государственные. Было их немного, всего шесть человек – по два на каждый из внедорожников, – и все они говорили и двигались со степенной неторопливостью людей, хорошо знающих себе цену.
Высыпавшие из жарко натопленного кунга егеря роздали им короткие и широкие, подбитые снизу мехом охотничьи лыжи и помогли застегнуть ременные крепления: начальственные поясницы в отсутствие более высокопоставленных лиц волшебным образом теряют природную гибкость; к тому же, не надо забывать о животах, которые у государственных людей растут не то чтобы соразмерно рангу, но все-таки растут.
По ходу этой процедуры главный егерь провел короткий инструктаж. Главному егерю было никак не больше сорока, но он выглядел старше из-за глубоких мимических морщин, что залегли в уголках глаз и вокруг рта, и окладистой русой бороды, обрамлявшей широкое обветренное лицо. Из-за этой старообразности, да еще в силу традиции, уходящей корнями во времена крепостного права, все называли его Митричем. Глаза у Митрича были блекло-голубые, словно выгоревшие на солнце, и почти постоянно прищуренные, как от яркого света, а выражение лица – непроницаемо-спокойное. Охотники слушали его невнимательно, вполуха, если вообще слушали, но он продолжал говорить ровным глуховатым голосом, в спокойном, деловитом