ь на это великолепие было для него чересчур. Живот то и дело сковывали спазмы. Поперек горла стоял ком, а во рту – вкус желчи.
Одного Гелан не понимал. Раз уж мертвецов снесли в одно место, почему не использовать, как баррикаду? Вон какая гора получилась.
Прозвучал приказ, и отряд народного ополчения стал взбираться на пологий холм. Восемь сотен ланамийцев полегли за этот проклятущий клочок земли. Юнцы, так и не отведавшие женской ласки; мужчины, чьи жены и дети тщетно молились об их возвращении; старики, унесшие в могилу мудрость трех поколений. Да если бы в могилу… И ради чего, собственно, вершатся подобные зверства? За что погибли все эти люди? За правду? За честь короля? За свободу королевства? Гелан сцепил зубы, чтобы не закричать.
Дома его ждала дорогая сердцу Велена. Она навещала его во снах каждую ночь. Рыжие кудри любимой пахли мускусом и розой, фиалковые глаза светились, напоминая ему о их первой встрече. К груди Велена прижимала новорожденного сына Эзгора – его сына! – туго завернутого в красные льняные ткани. Гелан с трепетом брал его на руки и аккуратно отодвигал завязки у лба. Но, как и прежде, лицо младенца было лишено всяческих черт – гладкий овал без рта, ушей и глаз. И только крохотный носик кнопочкой красовался по центру. А затем Гелан просыпался, с улыбкой и слезами на глазах.
Эзгор. Ему должно быть уже около месяца. Комок чистого света, благословлённый Праматерью и эффералями. Увидеть бы его хоть раз. Гелан не смел мечтать о большем.
Полгода на войне тянулись вечность. Гелан не испытывал ненависти к врагам, но сражался и убивал, поскольку то был единственный путь домой. Праведного гнева, по его мнению, заслуживали не враги, а те, кого не встретишь на поле брани. Короли. Избранники судьбы. История знала немногих правителей, вызывали в душе гордость. Власть развращает, низвергая в пучину греха каждого, кто коснется её, – так говаривал народ. Однако Гелан на своем опыте убедился, что власть лишь раскрывает истинную суть личности, и для того, чтобы стать хорошим королем, нужно всего-то быть хорошим человеком.
Те несчастные, что пали от его руки, никогда не вернутся в родные стены, не погреются у камина, повествуя о своих приключениях. Сколько слез будет пролито, сколько детских сердец разбито. В том числе из-за него.
«Как же я ненавижу все это, – подумал Гелан. – А Ланамию – больше всего».
Из мира грез его вырвал басовитый голос Мэрвена Дала, командующего народным ополчением. Он воодушевлял вверенных ему ремесленников и крестьян, имевших лишь самое общее представление о войне. Мэрвен Дал взывал к чувству долга и к храбрости, пытался заглушить голос разума, советовавшего поскорее уносить ноги. Гелан отказывался слушать столь откровенную ложь. И все же его рука потянулась к мечу, но по иной причине. Холодная сталь служила единственным напоминанием об отце Гелана. Лучший оружейник королевства, человек жесточайшей дисциплины, он видел в своем первенце преемника и не желал слушать никаких оправданий. Получив отказ, отец лишил Гелана фамильного имени, изгнал из родового замка и под страхом смертной казни запретил показываться ему на глаза. С началом войны ему все же пришлось поступиться принципами, чтобы после никто из лордов не смог упрекнуть в том, что отправил сына на смерть с вилами в руках. Гелан надеялся, что это также означало прощение.
Шлем сдавливал виски, липкий пот струями стекал по спине. Гелан чуял собственную вонь и презирал себя за нее. Главнокомандующий Арилайн Пронт гнал подопечных, словно стадо овец. Никто не знал, в чем причина спешки, а пастух ничего не разжевывал глупым животным – все равно ведь не поймут. Долгие утомительные переходы изматывали; они спали и ели, не снимая экипировки. Но что поделать? Короли приказывают, дело простого солдата – подчиняться.
– Давайте покажем этим сукиным детям, – продолжал пылкую речь Мэрвен Дал. – Покажем, что случается с теми, кто приходит с войной в наши земли. Вы знаете, за что мы боремся. Знаете, за что будем гибнуть. Свобода и мир в нашем великом королевстве! – Он трижды ударил по щиту плоской стороной меча. Ответом ему стало молчание, и только пара человек выкрикнуло что-то нечленораздельное. Люди крутили головами, переглядывались, сомневаясь в себе и в своих собратьях. – Ради жен и детей, ради их спокойной жизни. Вы погибнете, но сбережете семейной древо. Вы погибнете, но ваша смерть не будет напрасной. Слышите? На вашу долю выпала великая честь – остановить наступление южан. Север не в счет. Эта шайка безмозглых дикарей лишь вчера научилась говорить. У них нет дисциплины. Они не знают, что такое подчинение. У них нет хорошей стали, а если бы и была, пользоваться ею они умеют не больше, чем моя безрукая бабка Хельга.
Хмыкнув и покачав головой, Гелан обратил взор в сторону безмозглых дикарей. Вот уже два года, как те не знали поражений. Ланамию оправдывало лишь то, что основная угроза шла с юга. Но до сих пор считать их дикарями, недооценивать настолько, чтобы выставить против них жалкую кучку пехотинцев, повернув остальное войско на восток, подставляя слабо защищенный фланг под удар… Свирепые бородачи злобно скалились, предвкушая кровавое упоение и расплату.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст