благородные седины. Вот же сука! И наверняка ведь верит в то, что выводит прохиндея на чистую воду! Интересно, если бы зеркало отражало душу, что бы увидел г-н Дудкин? Тело у него лощеное, румянец на щеках, такой до восьмидесяти легко протянет, может, и дольше. Но в магическом зеркале (представим, что такое имеется) отразилось бы нечто сморщенное, с кривыми клыками и злобными глазками-бусинками. Зубастая визжащая тварь, готовая вцепиться в горло победившего соперника – вот кто ты на самом деле…
– Что вы на меня так смотрите?! На мне, вообще-то, ничего не нарисовано…
«Еще как нарисовано…» – думаю, выдыхая. Я в одном шаге от того, чтобы выдать плоды воображения в вербальном виде, но положение спасает завотделом Телешев. Ворвавшись в кабинет, тот сразу же хватает в руки желто-красный том.
– О-о, да вы писатель, Петр Васильевич! Наш, понимаете ли, Достоевский! Пряжск гордиться будет вашими трудами, в центральном парке вам памятник поставят!
Дудкин опять наливается краской.
– Смеетесь… Ладно, посмотрим, кто посмеется последним!
Пухленький Телешев, с трудом носящий свое брюшко, плюхается на диван.
– Вы будете смеяться, Петр Васильевич! Вы! А мы будем рыдать. Осознавая, насколько вы были правы, мы будем обливаться горькими слезами!
Пока Дудкин судорожно откланивается, завотделом продолжает куражиться. Смех обрывают, когда экс-мэр скрывается за дверью.
– Чего надо этому козлу? – звучит вопрос. – Рецензию на книжку?! Ну, обнаглел! Хотя… Гонорар предлагал?
– Можно сказать – да.
– А ты?
– Отказался.
Телешев всплескивает руками.
– Ну, даешь! Барбос, конечно, превратился в Бобика, но авуары наверняка сохранил. Так что мог бы мал-мал подняться, после отпуска обычно на подсосе сидишь. Кстати, как провел? Ездил куда-нибудь?
– Да, ездил… – бормочу. – В Новосибирск.
На меня выкатывают выпуклые глаза.
– В Магадане не пробовал отдыхать?! Ну, даешь… Я вот в Эмираты мотался в прошлом году. Дорого, блин, зато отдых – по высшему разряду!
Сам не понимаю, откуда выскочил Новосибирск. Я же там не был ни разу, если б задали пару наводящих вопросов – моментально бы погорел! Но коллега впадает в ностальгию, вспоминает пляжи Персидского залива, пальмы и девушек со всех концов мира. А меня по-прежнему трясет – адреналин еще гуляет в крови, мраморный прибор никуда не делся, так что Телешев сильно рискует. Когда же ты уйдешь?!
– Может, по сто грамм? – поднимаясь, говорит. – Для поправки головы? Судя по твоей физиономии, в Новосибирске хорошо наливают…
О черт! Не надо было вчера пить, рожа и впрямь одутловатая! Хорошо еще, в зеркало не предлагает смотреть, как некоторые…
И хотя выпить хочется, я отказываюсь. Боюсь, прорвется тонкая пленка, и сказану такое, о чем долго буду жалеть. Дескать, чмо ты с протезной головой, Телешев, ловкач дешевый, иначе говоря – хуматон. У тебя же на лбу написано, что ты не до конца родился. Вроде состоявшийся