ль.
Белая «Ауди» на секунду прижалась к тротуару, и Давыдов с неожиданной для себя самого прытью выскочил из машины. Савелий, который одновременно умудрялся следить за передвижениями шефа, за потоком машин и выглядывать гаишника, покачал головой и неопределенно хмыкнул. Он не одобрял легкомысленного отношения к таким серьезным вещам, как парковка, выезд на встречную полосу и беседа с дорожным инспектором. Слишком много развелось сейчас таких, для кого подобные вещи ничего не значат – оттого дорога и стала зоной повышенного риска. Нормальному человеку, серьезному, ездить просто невозможно. И ведь каждый день в новостях показывают, что остается от таких вот, купивших права за деньги, – окровавленные лохмотья и похожие на смятые консервные банки автомобили, – и все равно наука не идет впрок.
Сам он в любой ситуации старался правила соблюдать, хотя как человеку подневольному ему не всегда это удавалось. То, вот как сейчас, хозяину приспичит выскочить в неположенном месте, то захочется прокатиться с ветерком там, где скорость разрешена не выше сорока, а то и еще что-нибудь похуже. Такие вещи Савелия раздражали и вызывали у него активный протест. В конечном счете он подчинялся, но недовольство свое высказывал обязательно, невзирая на лица. Однако сейчас к раздражению примешивалось и другое чувство. Можно сказать, что Савелий был отчасти доволен. А все дело было в том, что последние дни шеф ходил как в воду опущенный, хмурился, разговаривал мало, и в глазах у него ясно читалась тоска. Козе было понятно, что у Давыдова неприятности, а поскольку подробностями он не делился даже с водителем, который, как известно, для начальника все равно что брат родной, это могло означать только одно: неприятности серьезные. Оживление, которое выказал сейчас Давыдов, обрадовало и Савелия – значит, не все еще потеряно и есть вещи, которые способны встряхнуть шефа. Савелий отлично знал, что иногда даже какая-то глупая мелочь способна поднять настроение и вернуть интерес к жизни. Сам-то он, правда, такого интереса никогда не терял, но за другими людьми замечал.
Савелию ужасно хотелось знать, какого такого человека увидел Давыдов, из-за которого он готов был выскочить чуть ли не из мчащегося автомобиля, но сзади уже поднялся вой возмущенных братьев-водил, и Савелий по-быстрому отчалил с неудобного места, потеряв из виду хозяина. Ему нужно было решить непростую задачу – припарковаться максимально близко от того места, где он расстался с Давыдовым, чтобы тому не пришлось мотаться по улицам и созваниваться с потерявшимся Савелием.
Наконец ему удалось решить эту задачу. Правда, пришлось нырнуть в промежуток между двумя высокими домами, на одном из которых были развешаны сверкающие таблички с золотыми буквами, и встать за углом этого дома под объявлением: «Парковка только для служебного транспорта». Но таких объявлений Савелий не боялся. По большей части они были самодеятельностью организаций, которые мало того что занимали своей оргтехникой и задницами своих сотрудников площади в зданиях, но еще и претендовали на все прилегающие вокруг них территории. Узурпаторов Савелий, как потомственный работяга, ненавидел.
Никто никаких претензий ему не предъявил, и Савелий, заперев машину, поспешил выйти со двора на улицу, чтобы поискать шефа. Он прошелся по тротуару взад-вперед, повертел головой, но Давыдова не обнаружил. Это ему не понравилось. Сегодня Давыдов не пожелал брать с собой охранника, и вся забота о здоровье и безопасности шефа как бы автоматически ложилась на плечи водителя. Савелий достал из кармана мобильник и набрал номер.
– Алексей Петрович! – слегка обиженным тоном сказал он. – Я тачку рядом во дворе поставил. Тут конторы всякие – ну, сами увидите. Я прямо у ворот буду вас ждать. А вы-то скоро?
– Я понял, – тоном, в котором слышалась откровенная досада, ответил ему Давыдов. – Скоро? Да-да, я скоро. Не надоедай больше.
Савелий пожал плечами. С Давыдовым он ездил уже четыре года. Тот никогда так не поступал. Вот так, ни с того ни с сего выскочить на улице, ничего не объясняя… Все у него было всегда рассчитано по часам и минутам. Пунктик такой – время деньги. Правда, Савелий догадывался, что во многом хозяин поступает вопреки своей натуре. Человек он был все-таки импульсивный, увлекающийся. Если вдруг ему нравилась какая-то женщина, по-настоящему нравилась, он мог бросить любые дела и, по выражению Савелия, «начать выписывать кренделя». Но то женщина, а Савелий сам слышал, как пять минут назад хозяин сказал: «Неужели это он?» Без сомнений, речь шла о мужике. Или старый дружок, или родственник, решил Савелий. Деловым партнерам так не радуются, да и не ходят партнеры по Москве пешком.
Как ни странно, но рассуждения Савелия были совсем недалеки от истины. Именно увидев в уличной толпе лицо, до боли знакомое и при том никак не связанное с тем потогонным беличьим колесом, в котором вертелся все эти годы Давыдов, он вдруг попал во власть воспоминаний. В нем проснулись почти забытые чувства, и разом вспомнилось все, что ушло вместе с молодостью, – бескорыстная дружба, восторг от полноты жизни, мечты о прекрасном завтрашнем дне и еще много всего такого, что осталось далеко позади и казалось невозвратимым. Лицо старого университетского товарища, потерявшегося в круговороте жизни, явилось словно условным знаком,