igraph> Люблю я, братцы, по старинке, бродить дорогами в пыли и собирать в ладонь росинки, рукой качая ковыли, и верить – мир устроен просто, как слово «нет» и слово «да», что с первых дней и до погоста для всех горит одна звезда. Ногой босой ступать по травам, в которых небо и цветы. Ты дал мне, Боже, это право — смотреть на звёзды и кресты. Чтоб верить в жизнь и чтить могилы, молиться, молча, у икон, любить, любить – ты дал мне силы в тот день, когда я был рождён.
Юношеское ностальгическое
Из юбилейного цикла
В берёзовой роще у дома
кукушки считают деньки,
я юн, и с тобой мы знакомы,
шаги твои в травах легки.
Слышны они слева и справа,
над речкой поднялся туман,
он, молча, ползёт к переправам,
а солнце крадётся к домам.
Пастух гонит сонное стадо,
и мы провожаем его,
и ты мне как будто бы рада,
и осень ещё далеко.
Поют петухи перекличку,
в туманах сменив соловья.
Ты крутишь задорно косичку,
смеётся деревня твоя
над парнем с рабочих окраин,
панельных трущоб городских.
Читаю, насмешку читаю
в глазах голубых, колдовских.
Ностальгический пеплум
Из юбилейного цикла
Река Уфа. Тень Пугачёвских сопок,
и где-то в плавнях бродит Салават.
В намокших джинсах высыхает хлопок
Montan-ой местной жестко-грубоват.
Нас трое в лодке и одна собака.
А там, на Темзе, Джером К. Джером,
(и как гладка, и так бела бумага)!
Мы с Салаватом за его окном.
Клюёт чебак, подлещик и сорожка,
и пескари длиной в ладонь руки.
Слегка занудно в уши лезет мошка,
а Емельян поднял свои полки.
Красноуфимск не выдержал осаду,
казаки пьют хмельную сон-траву.
А нам бы просто не попасть в засаду,
на поезд сесть и покорить Москву.
Где жжёт огонь в ковше Олимпиада
(и лишь одних американцев нет),
двенадцать лет до полного распада,
молчит Таганка, замолчал поэт.
Трещат над сопкой шумные сороки,
и Пугачёв ещё не убиен,
ещё не все известны даты, сроки.
Ещё поет со сцены Джо Дассен.
Мы у костра, а в небе тают звезды,
в Уфу со свечек оплывает воск.
К огням жучки скребутся по берёсте,
в траве кузнец стрекочет – виртуоз…
Сегодня, тридцать лет спустя
Из юбилейного цикла
Сегодня, тридцать лет спустя,
Опять осада Ла-Рошели,
Чертить по судьбам параллели,
На всё смотреть полушутя.
Когда прорехи есть в строю,
Ты весь из олова и стоек.
А первый тост фатально горек
За тех, кто где-то там, в раю.
И вспомнишь: бравый зампотех*,
Он твой сапог срезает ловко,
Освобождается сноровка
Идти до Бога без помех.
Но болью рук родных тепло,
Что разрывает расстоянья,
А я уже стою на грани,
И ты идёшь смертям назло.
Уходит дамочка с косой,
У полосы несжатой мама,
Закрыв меня, стоит упрямо,
А я голодный и босой.
Не тороплюсь коснуться звёзд…
Под утро продолжают сниться
Немых друзей живые лица…
И поднимаю первый тост.
Декаданс
Из юбилейного цикла
Ты искал квадратуру круга,
необъятность