эту весну Дмитрий Сенявин: «…дано нам каждому на экипировку жалованье вперед за полтрети, то есть 20 руб., да сукна на мундир с вычетом в год, да дядюшка Алексей Наумович Синявин подарил мне тогда же 25 руб. Итак, я при помощи мундира и 45 рублей оделся очень справно; у меня были шелковые чулки (это парад наш), пряжки башмачные серебряные превеликие, темляк и эполеты золотые, шляпа с широким золотым галуном. Как теперь помню-шляпа стоила мне 7 рублей. У меня осталось еще достаточно на прожиток. Время тогда было благодатное, во всем изобилие и дешевизна чрезвычайные. Правда, лакомых вещей было мало, но зато мы были сыты, румяны и хорошо одеты; одним словом, ни в чем не нуждались. Я могу сказать, будучи мичманом и далее капитаном, получал жалования в год в первом чине 120 рублей, а капитаном-450, я жил, право, богаче, как теперь в генеральском чине».
Перед уходом в плавание 17-летний Дмитрий Сенявин успел побывать на помолвке своей двоюродной сестры Екатерины Синявиной с графом Семёном Воронцовым. Здесь он повидал своего отца, дядю-адмирала и почти всю родню, как со стороны невесты, так и со стороны жениха. Первый раз он был представлен старому графу Роману Илларионовичу Воронцову, Пензенскому и Тамбовскому генерал-губернатору. После граф писал своему старшему сыну: «…весьма рад его выбору, что Семён предпочёл взаимную склонность всему другому. И тем охотнее буду я стараться оказывать им всякую помощь, а теперь уступаю им мой дом, приморские дачи и Муринскую фабрику со всеми их доходами… И как на первый случай для Екатерины Алексеевны надобно купить хороший цуг». Хорошо было находиться в северной столице, но море всегда зовёт моряка в путь, и молодой офицер начинает свою карьеру. Передам слово самому мичману Дмитрию Сенявину: «В этом лете три наших эскадры вышли из Кронштадта. Одна- пять кораблей и один фрегат- до Англии; другая- семь кораблей и один фрегат- в Средиземное море и зимовала в Ливорно; третья-пять кораблей и один фрегат-до Португалии и зимовала в Лиссабоне. Тут и я находился на корабле „Князь Владимир“. В Кронштадт возвратились на другой год. В Лиссабон пришли мы скоро и тут расположились на зимовку. У нас на корабле капитан был князь Леонтий Никитич Шаховской, а эскадрой командовал бригадир Никифор Львович Палибин. В наше время мы, молодые, скоро и хорошо росли, но не скоро старились. До двадцати лет называли нас: „ребенок“, „молокосос“. Старики наши как будто нарочно более заботились о здоровье нашем, чем изнурять оное различными науками. Я был тогда на восемнадцатом году и резв до беспамятства. Случилось капитану моему послать меня к бригадиру просить позволения 6 офицерам съездить в Цинтру. Я приехал на флагманский корабль. Тотчас меня окружили мичмана. Сперва, как водится, поздоровались, а потом принялись, по обыкновению, болтать всякие глупости, хохотать. Я тороплюсь к бригадиру- меня не пускают. Я к каюте, меня держат за полы. Наконец я растолкал, вырвался, подбежал к каюте и только занес ногу за порог, как мичман Лызлов, отличный мой приятель, так искуссно