гда не думала, что любовь может быть словно ноша или крест. Но моя стала. Он стал моим спасеньем и моим проклятьем. Он привязал меня к себе, к своему сердцу. Я всегда буду находиться на коротком поводке у него, но никогда не смогу снова приблизиться на опасное для наших губ расстояние. Я всегда буду верна ему, ну а он будет отдавать всего себя без остатка «другим». А я буду только «его ангелом». Я не могу думать ни о ком кроме него, а если я умру сейчас, ни один нерв, ни одна клеточка его тела не вздрогнет от этой новости. Я до конца своих дней буду отталкивать от себя любовь других парней, ведь я храню свое сердце только для него. Но я не в праве его винить, ведь я сама выбрала себе дорогу боли.
Никакие слова, слышите, никакие слова не смогут передать то, что таится на сердце, описать, что происходит в душе, понять, что сокрыто в глазах. Мы придумали слова, но чаще используем их, чтобы закрыть от прочих свои мысли, которые по-настоящему хочется сказать. Но это не правда, что люди не умеют слышать. Я умею, я слышу… Шепот душ, биение сердец, читаю по глазам и… не верю. Не верю ничему, кроме слов. И он тоже – не верит.
Слова. Это пустые знаки и немые символы. Они – эхо, испорченное эхо чувств, кричащих где-то внутри. Слова – это ложь. И истинны лишь эмоции, которые они не в силах передать.
А я словно иду босыми ногами по раскаленным углям, или осколкам бутылок. Но даже эта боль не способна сравниться с той, что сейчас разрывает мое сердце на миллионы кусочков. Ведь я бегу по осколкам своего мира, и своей души. Раньше я могла заглушить эту боль алкоголем, наркотиками или таблетками, а сейчас… Сейчас это уже не помогает, и только усиливает чувство собственной ничтожности, возвращает в суровую реальность, точнее делает «эту» реальность еще страшнее.
Секс. От него будет только ощущение использованности. Ощущение того, что стану для кого-то подстилкой, чей-то вещью, предам его. Стану той, о кого бежала полжизни, той, кого он так ненавидел когда-то во мне. Я хочу поставить точку. Хочу остановить все это.
Внезапно порывы ветра прекращаются, пасмурное небо отступает и сквозь тучи пробивается солнце. Первые капли дождя касаются моего лица, словно намекая, что есть еще надежда. Ливень хлынул в полную силу, а я устремляю взгляд в небо. Тысячи искр пронзают холодом лицо. Меня вдруг переполняет какое-то новое ощущение, я чувствую, что дождь ослабляет боль. Уходить не хочется, но выбора у меня нет.
Сжечь все мосты. Наговорить гадостей, обмануть, натворить глупостей. Раз за разом, бить в больное место. Давить. Нет, не на жалость. Но стремиться сделать так, чтобы он разозлился. Чтобы возненавидел, развернулся и ушел. Ушел, уверенный в моей подлости, лицемерии, алчности. В том, что я его не люблю. А потом, не давая ему опомниться, не давая времени осмыслить сказанное, не давая осознать, что все услышанное – ложь, уехать.
Хотя нет. Я все же не позволю ему себя возненавидеть. Ненависть убивает. Я добиваюсь совсем иного – презрения. Любит – будет искать. Ненавидит – будет искать с утроенной силой. Мстительность – у него в крови. А вот ту, которую презирает, он предпочтет просто забыть. Ну, а когда, он опомнится, и вместо гордости в нем заговорит разум, будет уже поздно. Я хорошо замела следы. Мы не встретимся больше никогда…
Знаете, память ведь нельзя убить. Она вытаскивает самые мелкие воспоминания на поверхность и с садистским удовольствием заставляет тебя любоваться ими.
Стеклянными глазами смотрю в прошлое, не оторвать взгляд, не закрыть глаза…
*Тогда*
В первый раз я увидела мальчика в возрасте около трех лет. Им был мой кузен, которого все звали Вильям. Мы с мамой только что переехали в свой новый дом поближе к родственникам и, сидя в манеже, я рассматривала узоры на обоях. Пожилая женщина по имени Эмма, наверное, моя бабушка, с гордостью рассказывала соседям обо мне, ее «ангелочке» – Дэмит. Гости стояли у дверей, не проходя в комнату, чтобы дитя, то есть я, случайно не подхватило инфекцию.
Вильям тихонько проскользнул между собравшимися гостями, и подошел ближе. Он был таким взрослым. Через пару месяцев ему исполнялось десять лет, а мальчуган уже грезил о средней школе.
Когда он подкрался к кроватке и, присев на корточки, заглянул между прутьями, я внимательно посмотрела ему в глаза. Я не помню, понравился ли он мне в нашу первую встречу, но я ему совсем не понравилась. Вильям внимательно посмотрел на меня и сказал:
– Фу, да она на куклу похожа!
От этих его слов – а может, и от других каких-то своих проблем – я расплакалась. Гостей стали поспешно выталкивать за дверь, мама растерянно забегала по дому, не зная, что ей делать, а бабушка прижала меня к своему сердцу. От теплоты и нежности ее рук я очень быстро успокоилась.
Как оказалось, Вильям жил на противоположной стороне улицы, почти напротив нашего дома, поэтому по пути в школу проходил мимо наших окон. По выходным он вместе со своей мамой, женой моего дяди Эндрю, заглядывал в гости. Конечно, мы не играли вместе, он предпочитал моему обществу комиксы, но для себя я решила, что это не важно, главное – мамочка нашла подругу. Лучше так, чем одиночество,