воды вышел он. Внизу живота защекотало, давая понять, что секс забыт лишь моим мозгом, но вовсе не природой тела. Как он был хорош! Строен, мускулист, движения грациозны, неторопливы и пластичны. Приняв равнодушный вид, накрыла лицо кепкой, подглядывая из-под неё. Он прошёл рядом, впившись в меня глазами, замедлив шаг, облизнулся, даже приостановился, но, видно, не решившись заговорить, прошёл мимо. Бабочки внизу живота разбушевались, как ночные мотыльки на светлое окно. Поняв, что лежать дальше с таким ноющим внизу ощущением больше не смогу, решила, что только охладившись в воде смогу придти в норму. Поднявшись, обернулась, добавляя взгляду равнодушие. Он был недалеко, почти в соснах в полутени, стоял рядом с расстеленным полотенцем и вещами и пристально смотрел на меня. Вещи были военными.
Окунаться в воду я передумала, мозг сразу щёлкнул, отрезвив меня и прогнав всех моих мотыльков. И дело не в том, что парень моложе меня лет на пятнадцать, дело в форме. Военный для меня всегда будет лишён сексуальности по причине безмозглости. Этот молодой офицер наверняка хорошо разбирается в точных науках, возможно и эрудит, но выбранный им жизненный путь разрушения, а не созидания, лишал его основной для меня мужской сексуальности – ума. Военный в любом звании, лишь холуй власти, которая, называя его «защитником», с удовольствием посылает убивать в любой уголок планеты, назвав потом посмертно героем.
Но сейчас, впервые после расставания с Артуром я снова начинаю жить и чувствовать. Улыбнувшись себе, снова легла, накрывшись бейсболкой и стала вспоминать мужа. Артур не муж, с ним я была семь лет. Вернее, не с ним, а при нём. Мужа не помню. Лёшу, как говорит свекровь, я любила, но не помню даже как он выглядел, а стараясь вспомнить, вспоминаю не его, а наши фотографии и видео, которых также уже нет. Память стёрла его, как и не было. О существовании Лёши не помнят и его друзья, нет о нём никаких данных на работе в МЧС, нет ничего и нигде. Всю свою прошлую жизнь я теперь знаю только по рассказам мамы, так я зову свою любимую свекровь. Бывают дни, когда я начинаю сомневаться, не выдумка ли всё это про Лёшу и наши десять лет совместной жизни.
Вот Артур – тот реален, его сложно забыть, но с ним мы расстались навсегда. Расставание длилось весь последний год. Целый год он менялся, уходя от меня в другую картину мира, теперь не я, а деньги, строящийся огромный дом и одиночные путешествия по курортам стали для него главным в жизни. Целый год он с каждым днём относился ко мне все пренебрежительнее, демонстрируя, что наши отношения уже не имеют для него ценности. Жить мы вместе и не жили, даже совместные ночёвки закончились тот же год назад. Артур теперь был всегда очень занят: игра с друзьями в футбол, тренажёрный зал, маникюр и педикюр в салоне, солярий и походы по магазинам занимали всё его время. Откуда брались деньги на дом, поездки, машины и прочие атрибуты-амулеты, мне он не говорил. Он мог часами рассказывать про своего кота, про друзей, соседей, не говоря при этом вообще ничего о себе.
Остановилось все просто и неожиданно. Мы тогда не виделись три дня, я скучала и с трудом удерживалась, чтобы не позвонить ему. Но тут он позвонил сам и пригласил приехать к нему. (Сам он за мной заезжать перестал тот же год назад.) Приехала. Он готовил ужин, это было неожиданно приятно. В духовке запекалась рыба с овощами.
– Танька! Заходи, что ты долго так ехала-то? – улыбаясь, Артур чмокнул меня в щёку. Улыбнувшись в ответ, принялась вынимать рыбьи чешуйки из его волос.
– Привела себя в порядок и сразу приехала. Тебе идёт быть в чешуе, ты похож на Ихтиандра, милый.
– Я – он, Танька, и есть. Ненавижу чистить рыбу, всё в этой чешуе проклятой. Короче, я пошёл в душ, ты разбирай постель, сейчас по-быстрому сделаем с тобой «спасибоартур». Я тут на первом пойду, ты в душ сходи на втором этаже, а встретимся в постели, – чмокнув в щёку, развернулся и, не оборачиваясь, ушёл.
Танькой он теперь зовёт меня всегда, а «спасибоартур» – это наш секс, в передразнивании меня после того, как я кончаю. Когда он голый вышел из душа, удивился, увидев меня в кресле, читающей лежавший на столике журнал.
– Ты чего сидишь, Танька? Я же сказал, по-быстрому! Дочь скоро приедет, я вон рыбу ей приготовил.
– Не хочу так, Артур. Не хочу по-быстрому.
– Ё… Ну тогда, может, погуляешь где, пока? А вечером встретимся, когда мы с дочкой поужинаем.
– Конечно, Артур, – я встала и направилась к выходу. Мой любимый молча закрыл за мной дверь, не проводив даже до калитки.
Вечером он позвонил, но я не взяла трубку. Мне было не по себе ощущать себя «поди сюда – иди отсюда». Последующие два дня мы не общались. А на третий, проезжая на машине, увидела его выходящим из ресторана с девушкой, нежно обнимающим её за талию. Не находя себе места, я послала ему сообщение с просьбой позвонить мне, когда освободится. Не позвонил. Спустя несколько часов не удержалась, сама позвонила ему, он сбросил, прислав сообщение «не могу говорить, не один», разревевшись и ругая себя за слабость, набрала его ещё раз. Трубку Артур сбросил опять, а через час прислал ещё одно сообщение, поставившее окончательную жирную точку на наших отношениях: «я же сказал: не могу говорить».
Сейчас, когда мою кожу начало пощипывать на солнце,