а. На второй день после того, как пошел довольно обильный дождь, и когда, как говорят, и дураку стало ясно, что посевная откладывается на неделю и не меньше, родители молодых стали созывать селян на свадьбу. О том, что с матушкой-природой спорить нельзя и бесполезно, в деревне понимали все от мала до велика. В такую погоду хорохорился всего лишь один управляющй отделением Федька Киселев, точнее Федор Иванович. Это был мужчина лет сорокапяти-пятидесяти, краснолицый, как рак, и лысый.
Управляющий был до самых ногтей партийным человеком. На селе было где-то около десятка коммунистов, в основе своей они мало чем-то отличались от жителей Назаровки. Так же работали, так же пили в основном брагу или самогон, порою давали тумаков и своим женам. Партийным все это сходило с рук. Скорее всего, все это «плохое» не доходило до «партейных» верха, так называли селяне тех, кто имел партийный билет. У «партейных», наверное, были дела поважнее, чем разбираться с теми, кто набил друг другу «морду» по пьяной «лавочке». Как правило, утром победитель и побежденный просыпались, через некоторое время мирились, иногда дрались вновь, и вновь мирились. Драки и мировые в основе своей не обходились без спиртного. В большинстве назаровцы дурманили головы брагой. Водкой они «баловались» в большей мере в праздничные дни Советской власти. Качество водки было отменное, в деревне никто и понятия не имел о «левой» спиртной продукции.
«Пьяная» жизнь на селе сильно подкашивала силы и здоровье управляющего. Особенно тяжело селяне отходили от перепоя в дни свадьб, которых в деревне уж и не так много было. Плохо было то, что в эти коллективные «мероприятия» втягивались все селяне независимо от возраста и профессии. Деревня была небольшая, чуть больше ста дворов. Живущих насчитывалось порядка пятисот человек. И за всех в ответе был управ. Федор Иванович Киселев на пост управляющего, как говорят, заступил совсем недавно. В Назаровке руководил около года с небольшим. Раньше жил и работал в соседной деревне Сивухино, учительствовал. В школе всегда отличался прилежанием и принципиальностью. Киселев в школе преподавал детям физическую культуру и трудовое воспитание. Единственный мужчина среди педагогов восьмилетней школы стремился не влезать в какие-либо бабьи пересуды или склоки, которые возникали далеко нередко в женском коллективе.
Прилежание и принципиальность, скорее всего, были даны Федору Ивановичу от рождения. Может даже и от отца, который всю жизнь селянам и себе что-то доказывал. Он умер в возрасте пятидесяти лет, не поняв ради чего и сам жил. Мужчина умер не по причине болезни или старости, а по причине своей принципиальности. Ради этого человеческого и партийного достоинства он покончил с собою. Физически здоровый мужчина, да и вроде и на голову был «здоров» не находил себе места, если кто-то из селян жил не так, как писалось в партийных циркулярах.
Активный коммунист однажды «засек» соседа, который поздней осенью таскал зерно с зернотока, хотя сам же это зерно был приставлен охранять. «Партейный» утром же следующего дня об воровстве соседа проинформировал райком партии, через час в деревне была милиция. Милиционеры вора арестовать не успели. Сторож зернотока повесился за огородом, перекинув веревку через перекладину турника, на котором занимались спортом его же дети. Жители Сивухино о причинах случившегося узнали где-то через неделю от жены ушедшего в иной мир. Мужчина успел перед смертью сказать жене, что кого он случайно встретил ночью, буквально за десяток метров перед калиткой собственного дома. По деревне тот час же пошли разные слухи, один страшнее другого. Коммунист Киселев для «сивых», так иногда называли себя жители деревни, стал врагом номер один. «Стукач» пытался найти поддержку среди местных коммунистов, увы… Те на словах были обеими руками за борьбу с воровством, но за глаза же костерили коллегу по духу так, что селянки закрывали уши от брани.
Не нашел поддержки старший Киселев и в райкоме партии, куда поехал верхом на своей лошади. В партийный особняк он приехал рано утром, однако, райком был пуст. Дежурившая при входе в помещение подслеповатая бабка объяснила, что сейчас самый разгар уборочной и все ответственные работники уехали по хозяйствам района. В этот день Ивана Киселева никто больше не видел. Нашли его только через два дня после визита в райком. Нашли неподалеку от проселочной дороги, ведущей в сторону деревни Назаровки. Мужчина повесился на ремне из-под своих брюк на суку одинокой березы, стоящей на самом изгибе дороги. Труп случайно заметили двое школьников, которые учились в соседней деревне и держали путь в Назаровку. Федьке в день похорон отца исполнилось ровно десять лет. На кладбище людей было немного, многие селяне, по непонятным для младшего Киселева причинам, почему-то не пришли на кладбище. Никто не был и из райкома.
Сын, тяжело переживший странную смерть своего отца, решил не повторять его ошибок. Свое мировоззрение младший Киселев решил черпать не от односельчан, а из трудов классиков марксизма-ленинизма, из тех газет и журналов, которые имелись в сельской библиотеке. В ней он просиживал практически каждый день с раннего вечера до самого ее закрытия. Заведующая клубом, она же и библиотекарша, довольно смазливая, средних лет женщина всегда гордилась своим читателем. Она в порядке исключения стремилась деревенскому учителю «подсунуть» ту или