не реагируя. Словно получившая бревном по башке, притом похоже несколько раз. Вся замызганная, грязная, будто по осенним лужам волоком таскали за волосы.
Белобрысую оттащили в её спаленку, раздели, большую грязь утёрли мокрыми тряпками, уложили и ушли, не велев, а лишь с почтением попросив рыжую до утра бедолагу ни будить, ни беспокоить, мол ни до кого ей теперь. Ярица кивнула на просьбы Матёрых, мол поняла, но вместе со всеми светёлку не покинула, а подошла к спящей подруге и внимательно разглядела открытые руки. Её интересовал земляной рисунок последнего круга. Узор оказался тёмный, но не чёрный, а какой-то серый с синевой в отблеске масляной лампадки. Лишь после этого осмотрев исхудавшее и измождённое лицо подруги, проглотила ком подкативший к горлу и вышла. Без слёз на белобрысую смотреть было нельзя.
Райс нисколько не сомневалась, что подруга выдюжит этот круг, но лишь теперь поняла, что Апити не так свезло, как ей, и мертвецки бледное лицо страдалицы говорило о многом.
Подруга пришла в себя лишь через день, так как весь следующий, проспала как убитая, а вставать стала ещё спустя два дня. Раньше у неё просто не получалось, до того обессилила. Но Райс терпеливо ждала, отметив в себе это странное для неё качество, как полезное приобретение для будущей жизни. Она действительно научилась успокаиваться, терпеть если это необходимо и сдерживать свои желанья, что оказалось самым сложным для царской дочери, чьи привычки получать всё и сразу ещё до конца не выветрились.
Первые два дня пока Апити лежала в лёжку, Райс тщательно скрывала свои изрисованные руки, натягивая рукава рубахи на кисти, делая вид будто замёрзла и никак не могла согреться. Сама лишь мельком рассказывала о своём сидении, как о чём-то совсем не интересном, пытая при этом подругу до въедливых мелочей.
А там, надо признаться, было что послушать, развесив уши на все выпуклости. Апити, как оказалась, не ставили в землю, а клали в длинную ямку и там зарывали, оставляя холмик на всю длину тела. Получалась эдакая земляная кукла с лицом Апити. Этот круг, как оказалось, назывался кругом перерождения.
Никаких физических болей подруга не испытывала, но моральные, по её словам, выходили за всяческие допустимые приделы. За время земляного лежания она умирала несколько раз. Сколько конкретно, не помнила. Притом умирала по-настоящему, но слава Троице каждый раз возрождалась заново.
– Умирать, оказывается, вовсе не больно, подруга, – жалостливо исповедовалась она, – только очень обидно, ты уж поверь помирашке. Замучилась бегать на тот свет. Потому что каждый раз рождаясь заново, ты становишься совсем другой, чужой и самой себе, и друзьям с кем сблизиться успела. Потом заново привыкаешь к себе некоторое время, налаживаешь быт, а как привыкла – прощаешься с жизнью. И так по кругу ни пойми сколько.
Её, всё время пребывания в чреве Матери Сырой Земли, опаивала Мать Медведица. Кроме неё белобрысая никого больше не видела. Каждый раз, выпив дозу сваренной отравы, она впадала