в кошмар, начался как обычно. Как обычный счастливый день Риты Пестовой. КВ дурачился утром, мешал своей Рио-Рите быть дисциплинированной сотруднцей торговой фирмы с долей иностранного капитала. Тем не менее в тот день Рита не опоздала на работу и не ловила на себе ироничных, многопонимающих взглядов сослуживцев, в глубине души сожалеющих, что Рита досталась не им. Как обычно, дел было невпроворот. Только около двух часов она вспомнила, что с утра не разговаривала с мужем, и позвонила ему. КВ был на рабочем месте. Они поболтали. Планов на вечер не строили, предполагалось, что увидятся вечером дома. Но что-то все-таки насторожило Риту, вернее, потом она часто вспоминала эту фразу, не вытекающую из разговора органично, а идущую как бы поперек. КВ сказал: «Каждый живет свою жизнь сам, Рио-Рита. Не волнуйся за меня. Попробуй думать обо мне головой. У тебя получится».
Вечером КВ не пришел домой. Не позвонил. И ночью КВ не пришел и не позвонил, и утром не пришел, и вот уже больше тысячи дней он не приходил и не звонил. Звонили, приходили, останавливали на улице, сажали в машины и увозили совсем другие люди. С некоторыми она познакомилась на свадьбе или в офисе КВ, иных видела впервые, но все они были обеспокоены исчезновением КВ. В голове Риты гладкими тяжелыми камнями откладывались их сплошь односложные имена: Юра, Гера, Петр, Глеб, без отчеств и фамилий. Они требовали рассказать, признаться, позвонить, передать КВ, что они ищут его и будет лучше, если он найдется сам. Они добивались, чтобы она по минутам рассказала последние дни КВ: что делал, с кем говорил, кому звонил, писал, что получал по домашнему факсу. Просматривали счета за телефон, рылись в бумагах. В начале они даже помогали Рите в поисках, не оставляли ее одну. Звонили в морги и больницы, ходили с ней в милицию писать заявления, предпринимали еще что-то, связанное с авиарейсами и посольствами. Тщетно. Но, как по команде, дней через пять или шесть тон резко изменился. Что-то произошло. Ей стали откровенно угрожать. Отвезли за город на какую-то шикарную дачу, посадили перед собой – и Рите было сказано, что ее муженек, ее Костя Воронин подставил ребят так, что им ничего не остается, кроме как забрать его жену на мясо. Сказано было веско и спокойно. Так страшно, как тогда, Рите еще никогда не было и уже, скорее всего, не будет. За те три дня в комнате без окон с тяжелой дверью, из-за которой часто слышались приближающиеся тяжелые шаги, она должна была сойти с ума, и удивительно, что не сошла. Где КВ? Жив ли он? Что будет с ней? Убьют? Замучают? Периоды удушливой паники сменялись безразличным окаменением. Мозг отказывался служить ей и хранил только страх. Время, наверное, шло, но как-то отдельно от Риты. Часы остановились на без пятнадцати шесть.
О чем они говорили в последний раз? Ни о чем. Как он смотрел на нее, когда расставались? Как обычно. Подумай! Подумай, как он говорил, головой. Как будто можно думать чем-нибудь другим. А Рита не могла. Вспомни! Не вспоминалось. Ничего не могла ни придумать, ни вспомнить. Только бояться у нее получалось хорошо. Только это. Но тоже до определенной поры. А потом