ли в Прибалтике, во Франции или в Голландии, они обнаруживали надежных помощников и прислужников.
Местные жители рьяно, с откровенным энтузиазмом, с очевидным удовольствием, хотя и не бескорыстно, стремясь отличиться или нажиться за счет своих жертв, помогали немцам управлять захваченными территориями (то есть своей родиной, попавшей в беду!), эксплуатировать, угнетать и уничтожать сограждан, соседей, собственный народ. Обслуживали, охраняли и спасали оккупантов от настоящих патриотов – партизан и участников антифашистского Сопротивления.
Сразу после войны немецких прислужников и прихвостней искали, судили и наказывали. Однако же нашли и посадили на скамью подсудимых далеко не всех. Но не по причине милосердия и не потому, что не смогли найти… Не так-то приятно сознавать, что соседи и сослуживцы, знакомые и близкие помогали врагу, и их оказалось так много. Поэтому предпочли забыть. Перевернуть эту страницу истории. Делать вид, будто ничего и не было.
Но непреодоленное прошлое, загнанное в глубины сознания, похороненное на дальних полках архивов, вновь и вновь дает о себе знать. Вопрос-то не только и не столько исторический, сколько вполне актуальный. Предательство существовало всегда. Готовые перейти на сторону врага и нанести удар в спину никуда не исчезли.
Еще сложнее обстоит дело с предательством в широком смысле этого слова. Французы, которые после военного поражения летом 1940 года помогали немецким нацистам, служили существовавшему тогда правительству в Виши. Так же как и хорваты или словаки – в своих странах, образованных в те годы волей Гитлера. Формально они не предатели, они же состояли на службе собственных государств. Это не печально известные нам полицаи, не рядовые охранники концлагерей, не какое-нибудь отребье. А политики и чиновники, общественные деятели и священнослужители, иногда весьма заметные в своих странах, сделавшие немалую карьеру. Но после Второй мировой возмущенные сограждане все равно назвали их предателями и судили!
Потому что те, кто так или иначе помогал нацистам, в реальности соучаствовали в преступлениях Третьего рейха. И потому предали интересы собственных народов. Изменили родине и те, кто напрямую не прислуживал немцам, но действовал в их интересах. О таких исторических фигурах тоже пойдет речь в этой книге. Каждый, кто, видя несправедливость, издевательства, мучения, которым подвергали невинных людей, ничего не сделал, чтобы их спасти, – отмечен каиновой печатью и виновен. Так поставил вопрос XX век.
В годы Второй мировой предательство обрело такие масштабы, что впору ужаснуться! Но все-таки главное – разобраться и понять: что рождает предателей?
Однако можно ли заранее предвидеть, что тот или иной человек готов перебежать на сторону противника? Скажем, военные психологи и контрразведчики многих стран десятилетиями ищут ответ на болезненный вопрос: как распознать предателя? Как заранее установить, кто способен изменить родине, предать товарищей, повернуть оружие против своих и служить врагу? Аналитические подразделения специальных служб составили на эту тему целые монбланы исследований, разработали ведомственные рекомендации и методики. Но с точки зрения психиатрии верность представляет собой нечто неуловимое. Пока что ни один научный труд не позволил установить характерные черты потенциального предателя.
Дело не только в личных качествах тех, кто перешел на другую сторону, но и в их взглядах, представлениях о жизни и мироустройстве.
Адольф Гитлер не остался в одиночестве, поскольку предложил универсальных врагов. А чем еще был национальный социализм, как не коллекцией различных представлений о врагах? Упоение ненавистью – яд, который Гитлер подмешивал к политической и духовной пище целых народов. И потому нашел себе бездну единомышленников и добровольных помощников. В том числе среди тех, кого он назначил в жертвы.
Я хорошо знал покойного генерал-майора Эдуарда Болеславовича Нордмана, который всю жизнь прослужил в ведомстве госбезопасности. Он руководил управлением КГБ в Ставрополе, когда хозяином края был растущий партийный работник Михаил Сергеевич Горбачев. Потом возглавил комитет госбезопасности Узбекистана, но рассорился с единоличным властителем республики Шарафом Рашидовым.
Родившийся в Белоруссии генерал Нордман был симпатичен мне тем, что в июне сорок первого, не колеблясь ни минуты, девятнадцатилетним юношей ушел в лес партизанить. Он рассказывал:
– Поздно вечером 22 июня работники райвоенкомата привезли винтовки, патроны, гранаты. Я получил винтовку образца 1896 года, девяносто патронов, гранату. А 28 июня мы уже приняли бой с немцами. Наш партизанский отряд был первым на территории Белоруссии.
Нордман сражался против оккупантов до возвращения Красной армии.
Я спрашивал его, как долго он был готов воевать в партизанском отряде.
– Пока не убьют, – ответил он.
Когда Белоруссию называют партизанской республикой, я всегда вспоминаю генерала Нордмана. Конечно же он постоянно возвращался к тем годам. И вот что его мучило:
– Сразу после прихода гитлеровцев появились полицаи, предатели и пособники оккупантов. У меня просто