, к сожалению, выпила недостаточно пунша, чтобы делать вид, что его шутка смешная.
Он довольно красив, но его внешний вид такой нелепый. Что бы ни диктовала мода, мужчинам не стоит надевать сиреневые жилеты. Это выглядит очень странно.
– Вы совсем не смеетесь, – отметил он со свойственным ему остроумием, и мне захотелось вздохнуть от его наивности. Но не получилось, просто не хватило воздуха.
Мой корсет был так туго затянут, что я практически не могла дышать и могла поклясться, что ноги подкашивались из-за недостаточного кровообращения.
Мэри-Энн так зашнуровала его, чтобы я влезла в это светло-голубое нечто, называемое вечерним платьем, которое мама купила в Лондоне, чтобы я выглядела привлекательно для сельских богатых холостяков. Мама сказала, что такая шнуровка сейчас на пике моды в Лондоне и все молодые девушки щеголяют так. Но для меня это было невыносимо, и я представила, что умру от недостатка кислорода, если отойду от окна.
Мне казалось совершенно бессмысленным подстраивать тело под одежду, а не одежду под тело.
Но что я понимала? Я была всего лишь ленивой, бесполезной девчонкой, от которой требовалось очаровывать молодых людей светло-голубой тафтой, чтобы они не обращали внимания на мой скверный характер.
Молодой человек по-прежнему выжидающе смотрел на меня.
– Эта история абсурдна, – начала я, точно зная, что намеревалась сделать то, что мама мне всегда говорила не делать. Я начала его поучать. И молодым людям совершенно не нравилось, когда женщина, которую они хотели убедить в том, что она самая желанная партия в этом зале, знала это лучше, чем они сами. – Не упоминая того, что животные не могут говорить, хотя это простительно, поскольку это якобы шутка, но я не могу поверить, что белый медведь может сделать что-то подобное, – начала я, но меня резко прервали.
– Ну… думаю, что белый медведь достаточно сильный, чтоб откусить пингвину голову. Он же хищник, в конце концов, – высказался задетый моими словами молодой человек, которого звали то ли Хилтон, то ли Милтон, и упер руки в бока, чтобы скрыть свою неуверенность.
– Да, – ответила я. – Но я не думаю, что он бы дошел с северного до южного полушария только для того, чтобы подискутировать с пингвином о шарообразном яйце.
Милтон, или Хилтон, весьма глуповато посмотрел на меня, а затем, к счастью для нас двоих, заметил знакомого. Он кратко представил нас друг другу, формально извинился передо мной и ушел.
Бедная деревенщина.
Я осталась одна, и обвиняющий голос мамы в моей голове сообщил, что я проживу всю жизнь в одиночестве и зачахну от тоски.
При этом я была не одинока. Она отправляла меня на бесконечные и скучные званые вечера и балы, на которых я поддерживала только бессмысленные беседы. В основном с людьми, которые считали себя образованными, потому что когда-то посмотрели на обложку книги и теперь подшучивали над смущением других.
И это вместо того, чтобы сидеть дома в своем старом кресле и следить за мыслями блестящих умов. Мужчины уже были в моей жизни, и я наслаждалась каждым моментом, проведенным с ними. На страницах книг я расследовала преступления, используя технику сравнения отпечатков пальцев, которые у каждого человека были такими же уникальными, как снежинки. Я захватывала города, строив лошадь из дерева и прячась в ней. Я следила за литературными дискуссиями, историческими изложениями, изучала человека, его разум и душу. Я путешествовала по миру за восемьдесят дней, училась строить самолеты, сочиняла мелодии, развязывала войну.
Но мама считала это глупостью. Вышивание, вот занятие для девушки моего класса.
Я вздохнула про себя.
Кто только так решил?
Глава первая, в которой мой дядя пришел в гости
– Она выставила его посмешищем, Чарльз! Бесцеремонно открыла рот и выдала свои заумные фразочки, – жаловалась мама отцу, на что я закатила глаза. Она всегда так все драматизирует.
– Каждый раз, когда с ней разговаривает молодой человек, она все портит. Почему она не может помолчать, как все остальные девушки? – продолжала она, и я могла представить, как она бегает по комнате туда-сюда, положив одну руку на грудь, а другой размахивая в воздухе. – Джулия Гудман, тихая девушка, и в семнадцать лет была уже помолвлена. Или старшая из сестер Бордли. Она знала, в какой момент лучше промолчать, и в восемнадцать лет уже вышла замуж! – Она глубоко вдохнула. Я, конечно, этого не слышала, но знала, что она это сделала.
Отец, напротив, вероятно, облокотился на камин или стол, молчал и задавался тем же вопросом, что и я: почему она всегда говорит о молчаливых девушках, но сама никогда не молчит.
– Твоя невоспитанная дочь сидит весь день на чердаке в старом кресле и запоем читает книги вместо того, чтобы учиться, как себя вести! – резко сказала она, и я представила, как отец хмурится.
– Ани знает, как себя вести, дорогая! – отец встал на мою защиту, и я рассмеялась.
У меня онемела правая нога, и я попыталась поменять позу, не отрывая ухо от вентиляционной решетки