дню не по-осеннему тёплого, солнечного дня, фрайхерр[1] Вольфгер фон Экк, седьмой и последний барон из древнего и славного рода фон Экков, стоял у окна в верхнем этаже бергфрида[2] замка Альтенберг. Под стенами замка, сложенными из позеленевших от времени каменных блоков, вздувшаяся от дождей в верховьях Рудных гор река несла хлопья грязной пены, сломанные ветки, листву и прочий мусор. А за рекой на фоне выцветшего, будто застиранная ткань, неба, пламенел осенними красками лес.
Вольфгер забавлялся игрой, придуманной ещё в детстве: упёршись лбом в оконный переплёт, он слегка поворачивал голову то вправо, то влево, и наблюдал, как листва в старом, оплывшем книзу стекле, переливалась волшебными красками, а лес казался таинственным и сказочным. Вольфгер прикрыл глаза и представил себе, как он на своём охотничьем жеребце едет по лесной тропинке. Давно изучивший привычки хозяина конь идёт шагом, а барон, бросив поводья ему на шею, с наслаждением вдыхает запах грибной прели, прихваченных ночными заморозками листьев и невесть как долетевшего сюда дымка из печей замковой кухни. А впереди за поворотом лежит озеро, небольшое, но очень глубокое, и настолько холодное, что даже в летнюю жару купаться в нём можно только на отмели. На берегах озера греются на солнце серые туши камней, которые в незапамятные времена приволок сюда ледник. Камни гладкие, и на них хорошо лежать, глядя в небо.
Озеро маленькому Вольфгеру показал дед, Фридрих фон Экк. Старый барон надолго пережил своё поколение – жену, родственников и друзей – и всеми забытый и никому не нужный, доживал свой век в замке. В молодости он, как и все фон Экки, участвовал в войнах, которые постоянно вёл с соседями задиристый курфюрст Саксонский, а то и сам император, и однажды в сражении ему не повезло. Бросаясь в конную сшибку, фрайхерр Фридрих, как обычно, скинул тяжёлый, похожий на железный клёпаный горшок топфхелм[3], который мешал смотреть, оставшись в полукруглой железной каске-цервельере, и пропустил удар моргенштерном. Каска не подвела, но шипастый шар соскользнул по гладкому железу на лицо, барон потерял левый глаз и несколько зубов, а также обзавёлся безобразным рваным шрамом через всю щёку.
Тогда он выжил чудом. Раненого нашли на поле боя оруженосцы, заметив коня под знакомой попоной. Конь охранял лежавшего без сознания хозяина – визжал, злобно скалил жёлтые зубы и оттирал крупом чужих людей. Барон две седмицы провалялся в лихорадке, а потом ещё полгода медленно и неуверенно приходил в себя, но воевать, оставшись с одним глазом, конечно, уже не мог. Из-за потери зубов и неудачно сросшегося шрама, который барон пытался скрыть бородой, Фридрих стал сильно шепелявить. Его речь мало кто понимал, а из-за сильного удара по голове барон перед сменой погоды иногда заговаривался. Несмотря на это, Вольфгер любил деда, а старик отвечал ему искренней привязанностью. Именно он познакомил мальчика с окрестностями замка, показал, как правильно управлять лошадью в конном бою, да не на турнире, а в реальной схватке, когда один конный может оказаться против трёх или даже четырёх пешцев.
Дед и внук любили конные прогулки, и часто, взяв с собой мешок с едой и бурдюк с разбавленным вином, уезжали из дома на целый день. Они забирались в самые глухие уголки замковых владений и однажды выехали к озеру. Безымянное лесное озеро выглядело кристально чистым, прозрачным, но было странно мёртвым – в нём не водилось ни рыбы, ни лягушек или другой водяной живности, даже утки облетали его стороной.
– Дед, скажи, а почему озеро, ну… такое неживое? – с любопытством спросил Вольфгер, вертя головой.
– А это, малыш, потому, что в озере живёт ундина[4], – пояснил Фридрих. – Она ведь не любит соседей, ну, а звери и птицы, понятное дело, это чувствуют…
– Настоящая ундина?! – ахнул мальчик. – А ты её видел?
– Да так… мельком, – криво усмехнулся дед. Шрам через всю щёку превращал обычную человеческую улыбку в жутковатую гримасу.
– Ундины, понимаешь ли, Вольфгер, любят чистую воду и не выносят, когда на них смотрят люди. Ясное дело, для человека это очень опасно. На ундину невозбранно может смотреть лишь тот, кто в канун Вальпургиевой ночи найдёт цветок папоротника и зашьёт его в свою одежду. У меня такого цветка не было, поэтому я и не рискнул разглядывать её.
– А чем опасно смотреть на ундину? – спросил Вольфгер. Глаза мальчика горели в предвкушении волшебной сказки.
– Разное говорят, – замялся старик, прикидывая, как лучше рассказать ребёнку легенду для взрослых. – Я слышал, что ундинами становятся красивые девушки, утопившиеся из-за несчастной любви. И они, понятное дело, мечтают опять стать людьми, в озере-то холодно, сыро и скучно, а у русалки в жилах течёт не горячая человеческая кровь, а озёрная вода. Для того чтобы опять стать человеком, ундина должна заманить в свои объятия юношу. Тогда она, выпив его кровь и завладев душой, сможет выйти на сушу и вернуться в мир людей, а юноша превратится в упыря-утопленника. Берегись, сынок, обнажённых девушек, которые расчёсывают волосы на берегах рек и озёр, потому что Это могут быть вовсе не прачки или замковые кухарки, а ундины. И тогда нет спасенья оплошавшему,