ь поскорее выскочить на дорогу, мешая при этом друг другу и людям. Создаются и рассасываются огромные, грозно рыкающие и непрерывно сигналящие заторы. Несколько грузовиков рвутся прочь прямиком по степи. Часть из них мгновенно оказываются в траншее, встав дыбом и высыпав из кузовов грузы и людей. Мат-перемат. Ощущение полного хаоса.
– Еще ракеты взялись пускать. На земле какой бардак устроили, а туда же, – ворчит с досады мой сослуживец старший лейтенант Афанасьев. Это его третий подряд аварийный пуск.
Наконец, ситуация стабилизируется, мы выбираемся на дорогу и вскоре останавливаемся на площадке 113, прямо у распахнутых дверей гостиницы 25. Здание выглядит, как после стихийного бедствия – ни одного остекленного окна, лишь темнеют пустые глазницы оконных проёмов. Во всем здании ни души. Коридоры и лестницы обильно усыпаны песком, подметаемым ветром, беспрепятственно гуляющим по всем закоулкам. Поднимаюсь на пятый этаж и не узнаю свой номер. Дверь настежь, оконные рамы сняты и стоят у стены. Повсюду кучки песка, нанесенного через зияющий пустотой оконный проем. Явные следы подготовки помещения на случай взрыва ракеты на стартовом сооружении, как это случилось в предыдущий пуск.
Закрываю дверь, вставляю оконные рамы и принимаюсь за уборку. Слышу, как гостиница наполняется голосами ее обитателей, прибывающих из эвакуации. Появляется администрация, узнать, все ли в порядке.
Закончив уборку, пытаюсь уснуть. Бесполезно. В номер постоянно заходят делегаты от таких же обитателей гостиницы за спиртом, которого у меня давно нет. После десятого по счету просителя, прямо на дверь вывешиваю объявление: “Спирта нет. Не стучать – спят уставшие люди”.
Буквально падаю на койку, опустошенный морально и физически. Двое суток работы без сна и отдыха, а в итоге аварийный пуск нашей гигантской ракеты – обманутые надежды сотен тысяч людей, причастных к большому делу. Неудача, воспринимаемая ещё и как личная, наваливается непреходящим состоянием полной прострации, когда уже не хочется ничего, даже выпить с горя. Впрочем, спирта у меня больше нет – весь вышел.
“Сто пятьдесят второй, ответь пятнадцатому… Сто пятьдесят второй, ответь пятнадцатому”, – настойчиво рвется на связь начальник стартовой команды майор Липинский. Похоже, давно рвется. С трудом открываю глаза и от изумления, как говорится, “подпрыгиваю до потолка”. Хорошо, в итоге лишь дёргаюсь на месте – от опасного прыжка спасают ремни безопасности, которыми пристегнут к креслу. Оглядевшись, понимаю, что нахожусь в отсеке лунного модуля.
Пару-тройку раз как-то заглядывал в этот тесный отсек через входной люк, когда пара работников промышленности и военпред буквально выползали на перекур. Тогда в полумраке покинутого людьми помещения, видел много чего интересного, хотя вместо реального оборудования повсюду лишь грузомакеты. Ждал, когда в кресло пилота усадят особенный грузомакет – знаменитого Ивана Ивановича, упакованного в подлинный скафандр летчика-космонавта. Хотя, вряд ли это случится, ведь во время старта ракеты-носителя “экипаж” находится в основном отсеке космического корабля. Заглянуть туда так и не удалось, но нечто подобное видел когда-то на ВДНХ в павильоне “Космос”. Тесная компоновочка.
Сейчас же я удобно располагаюсь в кресле пилота. Прямо передо мной небольшой иллюминатор, размером с тарелку для супа, и миниатюрный пульт управления. “Что это?!” – внезапно содрогаюсь, обнаружив прямо перед собой “окно в Космос”, – “Этого не может быть”, – с любопытством разглядываю детали немыслимой по габаритам картины мира, помещенной в крошечное блюдечко иллюминатора. Безграничная пустота без цвета и запаха с россыпью разноцветных “плевочков” – этаких световых меток живых и мёртвых объектов Вселенной, разделенных пространством и временем. Нет, это не срез небесной сферы Планетария. Скорее вид звездного неба через мощнейший телескоп. Рабочий телескоп под обтекателем космического аппарата? Ха-ха-ха! Впрочем, обтекатель, похоже, не установлен, иначе, как объяснить, что вижу реальную картину, а не муляж. Но, тогда где я, и как сюда попал?!
“Сто пятьдесят второй, ответь пятнадцатому… Сто пятьдесят второй, ответь пятнадцатому”, – по-прежнему монотонно вызывает Липинский. Снимаю рукавицу, заодно обнаружив, что одет в меховой комплект для работы в отсеках изделия в холодное время. Говорят, когда-то и у нас была такая одежда. А где теперь наши меха? И я смеюсь, вспомнив, как бегал по казарме разгневанный Липинский. Оказалось, наш старшина, которым он всегда гордился, перед увольнением в запас продал все меховые комплекты команды, хранившиеся в каптерке.
– Посажу эту сволочь, чтобы другим было неповадно, – выходил из себя Липинский. А тот старшина, довольно неприятный тип, скорее всего, уже пропивал в родной деревне немалые деньжищи, вырученные за комплекты.
– Как ты его посадишь? Украденные комплекты не существуют. Они погибли при взрыве и давно списаны. Говорил тебе, надо сразу поделить. А теперь чего кулаками махать? – успокаивал Липинского капитан Алексеев.
– Вор у вора дубинку спер, – тихо, но, как оказалось, хорошо слышно всем присутствующим, произнес старлей Шурик Шашев.
– Шашев, ты что сказал? – грозно рявкнул