когольного напитка, и где она без особого трепета и волнения день ото дня проворачивала бутылки на определенный угол, чтобы осадок ровно выпадал в горлышко. Эве шел тридцать седьмой год, и она знала, что в погребах завода есть бутылки, чей возраст дышит ей в спину. Она мечтала когда-нибудь там побывать, но те тоннели были закрыты для общего персонала. Бутылки в них проворачивались реже, и круглый год, кроме дней, установленных для посещений специалистов, поддерживалась полная темнота.
В тоннелях Эвы свет появлялся чаще. Они вентилировались, и по ним водили туристов, что благоприятно влияло на реализацию продукции. Насытившись тайнами подземелий, люди проникались целебными свойствами вина и, главное, впитывали честность его приготовления. Только Эва знала «честность» с несколько иной стороны, поэтому изредка, пропуская бутылки, выполняла работу быстрее отведенного времени.
Из своей практики Эва знала, что если неделю не проворачивать сосуд, осадок все равно ляжет в горлышко, пусть и не так ровно. Закон земного притяжения для виноградного сока никто не отменял и, как считала женщина, дегоржаж одинаково удалит осадок, каким бы он ни был. Проблема заключалась лишь в том, что ее сменщица Оксана Биглева (в сферу ее влияния входило восемь тоннелей) могла заметить неперевернутые бутылки и кое о чем ей напомнить. Из-за вредной подруги Эва не хотела получать нагоняй от начальника цеха, поэтому пройти мимо пюпитра, где в перевернутом виде хранилось около трехсот бутылок, она не смела. Часть бутылок все равно приходилось вертеть.
Вот и сегодня она зашла в тоннель №5, поздоровалась с первым пюпитром, спросила, как у него дела и как прошла ночь. Сообщила, что ее ночь прошла отвратительно из-за болей в животе. Упомянула о том, как упал доллар и как сборная России по футболу сенсационно обыграла Египет. Окинула неспешным взглядом бутылки, пытаясь вспомнить, какие проворачивала вчера, а какие не проворачивала уже две недели. Ничего не вспомнила и посредством русской рулетки прокрутила те, что были больше запылены.
Впрочем, при таком тусклом освещении все бутылки казались одинаково пыльными. Риски на днищах торчали в разные стороны, и не было ни единого шанса уследить какую-либо последовательность. Эва, положившись на свой опыт, провернула несколько бутылок и пошла к следующему пюпитру. Так она дошла до середины тоннеля и уже собиралась затянуть песню, когда увидела странный предмет, лежащий под арочной дверью.
Предмет удивил Эву и, в равной степени, испугал. Сначала она решила, что это ящик, в котором бутылки переносили в цех для удаления осадка. Чуть позже она поняла, что сама себе врет, потому что ящик выглядит совсем не так, как подобает транспортировочным упаковкам. Предмет, оставленный под дверью, имел продолговатый корпус с острыми оцинкованными углами и крышку на тонких блестящих петлях. Глядя на петли, Эва решила, что перед ней бельевой сундук. Если бы не бордовая обивочная ткань, придающая ящику траурный вид, она бы на том и сошлась, но, присмотревшись, Эва поняла, что это не так. Внезапное замешательство заставило ее отпрянуть от неопознанного объекта: Эва отступила назад и взглянула на дверь.
По слухам она знала, что тоннель №5 был последним из построенных еще в девятнадцатом веке, и все арочные двери, ведущие из него, равно как и из четырех других, были закрыты по причине технического состояния. Большая часть из них была замурована бетоном. Оставшиеся представляли завесу тайны. Даже те, кто проработал на заводе более тридцати лет, не знали, что за ними.
Она посмотрела по сторонам и застыла в недоумении. Ящик имел такую форму, что пронести его меж пюпитрами не представлялось возможным. Нужно было освободить дорогу, сдвигая пюпитры от прохода к стенам. А для того, чтобы их сдвинуть, потребовалось бы вытащить бутылки, прикасаться к которым было строго запрещено. Бутылки разрешалось только вращать, только в определенный промежуток времени и только установленному персоналу. Следовательно, как подразумевала Эва, пюпитры никто не двигал.
Но ящик, обитый бордовой тканью и сцепленный цинковыми заклепками, продолжал покоиться у двери, вызывая у Кордовы не столько изумление, сколько тревогу. Ее ум отказывался объяснять транспортировку такого предмета и лукаво указывал на арочную дверь, долгие годы пребывающую под замком.
Эва убрала волосы со лба и подступила к ящику.
Откуда-то донесся гул. Женщина решила, что слышит очередной скрип каталки в одном из тоннелей погреба, но напряжение не ушло, и она продолжила мотивировать себя тем, что всегда приносило ей удовольствие. Она подумала о кружке кофе с кунжутным печеньем. Душа ее затрепетала, как бабочка над открытым огнем, когда Эва убедилась, что звук действительно имеет место быть и доносится не из тоннеля, а из-за арочной двери.
Она уже давно упрашивала начальника перевести ее из тоннелей в производственный цех, где работа была более интенсивной, а время – менее удручающим. Но всякий раз ей отказывали, потому что не могли найти замену. Никто не хотел работать в тоннелях. Или плохо искали…
«Если я умру, – заклинала Эва, – мой дух будет вечно скитаться здесь и пугать всякого, кто осмелится провернуть хотя бы