ему: в центре находился круглый дубовый стол, вокруг него – четыре обтянутых белой кожей кресла с высокими спинками. Мягкая мебель, расположенная по всему периметру овальной стены, имела приятный зеленоватый оттенок. Противоположную стену почти полностью занимал центральный голографический экран, куда дезеры станции выводили изображение Цамеоны, таинственной и загадочной планеты, которая вот уже многие столетия будоражит лучшие умы Союза Галактик.
В двух креслах расположились члены экипажа межгалактической экспедиции. Штурман Гролм – высокий широкоплечий, лет тридцати, с короткой стрижкой, густыми бровями, нависающими над глубоко посаженными глазами, и тонкими губами. И, худощавый, среднего роста, биолог Троун, с седыми, давно не знавшими расчёски волосами, беспорядочный ворох которых скрывал проплешину на затылке, узким носом и пухлыми губами, которыми он то и дело причмокивал в минуты раздумья.
– Дронтов только что пригласили, – констатировал Троун, бросив взгляд в сторону голограммы. – Скоро наша очередь.
– Скорей бы, – вздохнул Гролм и, потянувшись так, что послышался хруст позвонков, добавил: – Сто восемьдесят вторые сутки пошли. Если не ошибаюсь, дронты – это трёхметровые существа, похожие на улиток с тремя ногами.
– Струпнями, – поправил Троун, протягивая руку к бокалу с желтоватым напитком. Отхлебнув глоток, он продолжил: – А на Земле дронтами называли крупных птиц семейства голубеобразных.
– Голуби? Не знаю таких.
– Они вымерли. Несколько тысячелетий назад.
– Вот как. Надо же, какие бывают совпадения? Как думаешь, – затронул Гролм волнующую тему, – нам сколько идория выделят?
– Это решит правитель. После того, как мы встретимся с ним. Всё как обычно. Эх! – Троун мечтательно закатил глаза. – С минуту поглядим на него, заберём кристалл и домой, – он тяжело вздохнул. – Истосковался уже по Земле.
– Согласен. Уж очень хочется познакомиться с ним.
– С тем самым, о котором рассказывали? Меня в дрожь бросает, – поёжился Троун, – как об этом подумаю.
– Странно такое слышать от биолога.
– Не всё живое вызывает у нас восторг.
– Да брось ты! Правитель как правитель. Хотя нет, подожди, – он щёлкнул пальцами, сетуя на собственную забывчивость. – Того, облепленного слизью, уже не будет. Прошла информация, что там уже новый, свежеизбранный.
– Кем избранный? – опешил Троун, вернув напиток на зеркальную поверхность стола.
– Планетой, разумеется.
Биолог остолбенел.
– Ого! – пробормотал он, вытаращив глаза. – И когда?
– Может месяц назад, – пожал плечами штурман. – А может, год. Точного ответа не знает никто. Я сам узнал пару недель назад.
– И молчал?
– А чего говорить, нам-то какая разница.
– Так ведь это историческое событие! Правитель выбирается раз в сотню или несколько сотен лет.
– И это тоже решает планета, – равнодушно протянул Гролм. – И она решила, что слизистого великана пора заменить.
– Это утешает. А то ведь рассказ прошлого экипажа меня не особо вдохновил. Кстати, – он настороженно взглянул на собеседника. – Не знаешь, кто он?
– Понятия не имею,– вновь пожал плечами тот. – Ходят слухи, откуда-то из Лиры.
– Да уж… те ещё существа.
– Не раскисай, – попытался взбодрить он Троуна. – Вспомни, на Терлионе было куда хуже. К тому же миссия здесь намного благородней, да и платят неплохо.
– Скажешь тоже,– хмыкнул собеседник. – Терлион – страшная планета. Но там хоть всё ясно было: бури да бури. Если, конечно, криняции не съедят.
– Это точно, – сморщил лоб штурман, словно и впрямь снова увидел этих чудовищ. – Таких тварей не забудешь. Прямо мороз по коже. Огромные, похожие на слюнявых жаб. Их желудки даже сталь переваривают.
– У них есть особый фермент… – начал было биолог, но Гролм остановил его.
– Вот только не надо подробностей, – взмолился он. – От одной мысли мутить начинает.
Троун согласно кивнул и, решив сменить тему, подошёл ближе к экрану. Восхищённо глядя на покрывающие атмосферу планеты вихревые багрово-серебристые облака, сказал:
– Посмотри, какая завораживающая красота!
– Ты о чём? – усмехнулся Гролм, не поддержав его оптимизма. – Сплошные скалы, болота и всюду снующие роботы. Восемьсот тысяч километров в диаметре! С ума сойти. А чуткая – что мой сон. Даже находясь на станции, можно спровоцировать вспышки на планете громким криком или резкими движениями, и тогда пиши – пропало. То бишь, прощай идорий на полсотни лет. Меня уже тошнит от тишины. Так и хочется порой молотком себе по пальцам ударить.
– Так в чём же дело? – хмыкнул биолог, не отрывая глаз от изображения. – Попросись домой и оторвёшься вволю.
– И потерять все премиальные. Не дождёшься. Лучше потерплю. Тем более, что совсем немного осталось.
– А мне не терпится