говой травмой головы, ушиблено-рваной раной в затылочной области. Смерть наступила мгновенно, приблизительно около 2-х часов назад, то есть в 23.00, в результате удара, нанесённого острым предметом, по всей видимости, топором. Написал? – врач закурил сигарету, выпустил несколько колец дыма и уселся на стул.
– Что писать дальше ты знаешь. Добивай акт, а я его утром подпишу. И пойдём спать – уже около двух часов ночи, а мы ещё не ложились. Не хватало, чтобы ещё одного бедолагу привезли – этак мы и не поспим сегодня.
– Ну, этот-то на бедолагу совсем не похож. Смотри, как одет. Одни шмотки чего только стоят.
– Ладно, давай закатывай его в холодильник. Утром осмотрим его шмотки и прочее.
– Михалыч, зачем оставлять на утро то, что можно сделать сейчас.
– Ну, ты как хочешь, а я пошел спать. Ты только того, смотри, чтобы всё было в ажуре.
– Обижаешь, Михалыч. Да разве я когда-нибудь тебя обманывал?
Вообще-то, так оно и было. Проведя почти половину своей сознательной жизни в местах не столь отдалённых, он хорошо усвоил полученные на зоне уроки и не разу ещё не обманул Михалыча. Тем более, что он был ему очень обязан. Если бы не Михалыч, пожалевший «откинувшегося» зека и поверивший ему шесть лет назад, бродил бы Колян сейчас по мусорным свалкам в поисках пропитания или, что было наиболее вероятным, загремел бы снова в зону – даже дворником в ЖЭК никому не нужен был пятидесятилетний старик, отсидевший почти тридцать лет за грабежи и насилие. А кушать-то надо. Установившееся между ним и Михалычем взаимопонимание и доверие Колян ценил больше всего.
С молчаливого согласия Михалыча, Колян, конечно, не запросто так, занимался так называемым «облегчением участи» покойников. Кольца, бумажники и другие ценности людей, погибших в результате дорожных аварий или других каких-либо чрезвычайных происшествий, но доставляемых в морг посторонними людьми, не родственниками или знакомыми, подвергались конфискации.
Так и этому мужчине с проломленной башкой, доставленному всего пару часов назад бригадой «Скорой помощи», уже ни к чему были всякие там побрякушки, которые, однако, значительно могли улучшить или даже решить некоторые их с Михалычем житейские проблемы.
Глава I.
Очнулся я от невыносимой боли в голове. Казалось, кто-то с помощью отбойного молотка откалывает от меня кусочки мозга, а тело, при этом, поджаривает на медленном огне.
Кто-то бесцеремонно дергал меня за палец правой руки, выворачивая при этом кисть и нисколечко не заботясь о причиняемой тем самым мне боли. Кому-то явно не давал покоя перстень на моём пальце.
Если сейчас же не прекратить эту возню и сопение вокруг моего пальца, вполне вероятно, что мне сломают кисть руки, чего я уже допустить никак не мог. Да еще эта адская боль в голове, казалось, сведёт меня с ума. Надо срочно выпить аспирин.
Осторожно, чтобы как-то сориентироваться в обстановке и не вспугнуть охотника за сокровищами, я приоткрыл один глаз.
Какой-то мужичок в чёрном халате, с гнилыми зубами и помойным запахом изо рта, копошился возле меня, пытаясь стянуть с пальца перстень. В принципе, я его понимал. Перстень, сделанный из червонного золота с инкрустированным в него фантастическим синим камнем, меняющим свой цвет в зависимости от освещённости помещения, стоил очень дорого.
– Зря стараешься – усмехнулся я, схватив мужика левой рукой за ворот халата и сделал попытку сесть. Но тут же отбойный молоток снова воткнули в мою бедную голову, причём, наверное, с помощью кувалды, в глазах потемнело, и я со стоном откинулся назад. Мужик при первых же моих словах закатил глаза и беззвучно грохнулся на пол.
Придя в себя, я осторожно, не делая резких движений и подавляя вырывающиеся стоны, всё-таки сел. Тихонечко вращая головой, осмотрелся по сторонам. Вроде больница, но что-то уж всё слишком мрачно. И лежал я почему-то на металлическом столе. Такое ощущение, что я нахожусь в морге.
Надо потихонечку отсюда выбираться, решил я, но не так-то просто это было сделать.
Невыносимая головная боль не позволяла мне не то, чтобы встать, но даже шевельнуться. Я медленно, стиснув зубы, снова прилёг на стол и решил немного полежать, собраться с силами.
Часы, висевшие напротив меня, показывали половину третьего. Вот только дня или ночи, я не знал.
И вообще, что я здесь делаю – подумал я и тут же попробовал рассмеяться. Именно попробовал, потому что тут же кто-то снова включил отбойный молоток в моей голове. Меня рассмешила мысль о том, что я, наверное, мертвец, если нахожусь в морге. Или из меня хотят сделать мертвеца, предварительно обчистив как липку.
Осторожно, не делая резких движений, я ощупал внутренние карманы своего костюма. Как будто бы все на месте: портсигар, бумажник, связка ключей. Подняв правую руку и поднеся ее к глазам, я принялся любоваться перстнем, вернее камнем, переливающимся всеми мыслимыми и немыслимыми оттенками синего цвета и пульсирующим в такт только ему одному доступной мелодии.
Странно, но любуясь перстнем и всей той гаммой синего спектра, которым