btitle>* * *
Посмотри, как темный рыцарь Скажет сказки третьей маске… Темный рыцарь вкруг девицы Заплетает вязь. Тихо шепчет маска маске, Злая маска – маске скромной… Третья – смущена…
От Автора
Карнавалы – мероприятия, априори, очень весёлые, бесшабашные и шумные. А если они проводятся-гремят под яркими тропическими звёздами, то и вдвойне.
Громкая музыка, заливистый смех, разноцветный вьющийся серпантин, легкомысленные песенки, зажигательные танцы и маски, маски, маски, мелькающие везде и всюду…
Кто же скрывается-прячется под этими масками? Добропорядочные граждане и гражданки? Беззаботная и легкомысленная молодёжь? Мрачные злодеи и законченные ублюдки? Или же всякая и разная нечисть, упорно строящая свои гадкие и коварные планы?
По-всякому бывает. Это в том смысле, что под задумчивыми Южными Созвездиями возможно практически всё…
Пролог, часть первая
Пашка Назаров (студенческое прозвище – «Рыжий»), любил приходить на еженедельные заседания клуба первым. Конечно, не один, а с любимой женой Натальей (она же – «Птичка»).
Но в тот памятный день упрямая и принципиальная Натка, отложив все личные дела «на потом», отправилась на пересдачу экзамена по буровой механике.
– Как же, «четвёрка», видите ли, уже не является желанной и приличной оценкой. Пересдавать, понимаешь, надумала, – подходя к трёхэтажному университетскому флигелю, ворчал Назаров. – Хотя, с другой стороны, хочется человеку получить «красный» диплом. Ну, типа всенепременно, в обязательном порядке и из принципа. А также вследствие природного упрямства, доставшегося от славных предков. Вполне даже законное, логичное и благородное желание, если зрить в корень вопроса…
– Опередили тебя сегодня, Рыжий, – приветливо улыбнулась ему знакомая вахтёрша. – Забрали уже ключики от входной двери.
– И кто же у нас такой шустрый? – расстроено вздохнув, поинтересовался Пашка.
– Иван Палыч пожаловал. Причём, не один, – заговорщицки подмигнула старушка. – А с одним высоченным, импозантным и симпатичным мужчиной. Вполне возможно, что и с американцем, у меня глаз, слава Всевышнему, намётанный.
– Спасибо, тётя Дуся, за ценную информацию…
Почему Назаров расстроился? Любил он бродить – в тишине и покое, не отвлекаясь на пустые разговоры, – по легендарному клубному музею, размещённому за отдельной дверью. Там, право слово, было на что посмотреть: деревянные Божки, каменные Богини, фарфоровые щербатые кувшины, покрытые разлапистыми чёрными иероглифами, глиняные черепки, медные и серебряные монеты, осколки и обломки метеоритов, загадочные карты и планы, нарисованные от руки, асбестовые отпечатки следов легендарного йети, кости и черепа динозавров, страхолюдные клыки доисторических хищников, обломки бронзовых кинжалов, наконечники стрел и копий, амулеты и обереги, цветные и чёрно-белые фотографии, натюрморты и пейзажи, кольчуги и шлемы средневековых воинов, ну, и так далее. Из знаменитой и нетленной серии: – «И Мир опять предстанет странным, закутанным в цветной туман…».
– Ладно, ничего страшного, в следующий раз поброжу, – неторопливо поднимаясь на второй этаж по выщербленной бетонной лестнице, пробормотал Пашка. – Вместе с Птичкой, естественно. Да и Айшу с Томасом прихватим, им тоже будет интересно…
Приоткрыв высокую светло-бежевую дверь, украшенную маленькой табличкой со скромной, но доходчивой надписью – «Аномальщики», он прошёл внутрь.
В прямоугольном зале, предназначенном для проведения различных заседаний, совещаний и симпозиумов, благодаря включённым лампам дневного света, было достаточно светло. Пахло благородной средневековой стариной, засушенными полевыми травами-цветами и пыльным театральным занавесом.
В дальнем торце помещения была оборудована высокая трибуна, предназначенная для речистых докладчиков и пафосных ораторов. Рядом с трибуной располагались ровные ряды стареньких кресел – общим числом порядка шестидесяти-семидесяти. На правой стенке – между редкими стрельчатыми окнами – были развешены (без какого-либо стройного порядка), разноформатные портреты знаменитых путешественников, авантюристов, географов и писателей-фантастов: Колумба, Магеллана, Америго Веспуччи, Педро Альвареса Кабрала, Себастьяна дель Коно, братьев Лаптевых, Пржевальского, Невельского, Беринга, Седова, Крузенштерна, Жюля Верна, Беляева, Герберта Уэллса, братьев Стругацких…. А вдоль левой стены выстроились разномастные книжные шкафы и стандартные пластиковые офисные стеллажи, заполненные книгами, фолиантами, альбомами, картонными папками и скоросшивателями.
Возле крайнего стрельчатого окна о чём-то негромко – лениво и заинтересованно одновременно – переговаривались между собой двое мужчин.
Один из них – пожилой, чуть полноватый, седовласый и украшенный обширными залысинами – был