нием темноты сюда, в центр, словно мотыльки к свету, слеталась к развлечениям определенная категория городского населения: девицы легкого поведения, отвязная молодежь и так называемые успешные люди.
Олег Воронин на данном этапе своей жизни не являлся успешным человеком и, тем более, не относился к другим вышеперечисленным категориям. Он устало шагал после тяжелого трудового дня по улицам старой части города. Обветшалые стены бывших мещанских и купеческих домов навевали грусть.
Сегодня был не его день. Утром заело замок в двери его квартиры, вследствие чего он опоздал на работу. Это, в свою очередь, привело к конфликту с начальством, что грозило увольнением. К тому же промозглая погода с ветром и дождем успокоилась лишь к вечеру, что, естественно, не прибавило хорошего настроения. И как бывало в таких случаях, невеселые размышления, прилипнув к усталости, сопровождали его. В который раз хотелось бросить свою однокомнатную квартиру и податься куда-нибудь в глушь, в Сибирь, подальше от людских глаз, от хамства, бюрократии и иного негатива современной жизни. Все казалось ему чужим: и этот город, и это безумное время, в котором ему, видимо по ошибке природы, довелось родиться.
Что до сих пор держало его в этом городе, он, как ни старался, понять не мог. Наверное, где-то там, в глубине души, он все же любил его. А как можно не любить место, где ты провел детство, пусть даже и детдомовское, где встретил первую любовь, где живут давние друзья и знакомые. Но… Кому он нужен и нужен ли кто ему? На этот вопрос Олег находил больше отрицательных ответов. Друзьям? Их почти не осталось, а из тех, кто ныне здравствовал, были спившиеся до уровня бомжей или взлетевшие так высоко, что общаться с ним, бывшим предпринимателем, а ныне простым охранником, было ниже их достоинства. Были и те, кто предал его на жизненном пути и с кем ему самому не хотелось иметь ничего общего. Остались верные детдомовские кореша: Генка Сироткин и Жорик Найденов, но и с ними в последнее время он виделся и перезванивался от случая к случаю. Неотложные дела, быт, работа съедали и без того быстро текущее в бешеном ритме современной жизни время, почти не оставляя друзьям возможности для встречи.
Кто еще? Семья? Семьи Воронов в настоящее время не имел, так как был в разводе. Детей с бывшей супругой они так и не завели, а своих родителей он не видел. Его, завернутого в грязное тряпье младенца, «жалостливая» мама выкинула в мусорный бак, и если бы не ворона, разбудившая карканьем весь район, и дворник дядя Петя, обративший внимание на ее странное поведение, то неизвестно, быть бы ему, Олегу Воронову, живым. От этой самой вороны и получил он в доме малютки фамилию, а отчество досталось ему, стало быть, от дворника дяди Пети. Вот так и стал он Вороновым Олегом Петровичем – сначала воспитанником детского дома номер 7, затем учащимся ПТУ, морским пехотинцем Тихоокеанского флота, а еще рыбаком-дальневосточником, заочником строительного техникума, предпринимателем, а теперь просто охранником.
Будущая жена Лизка запала на приехавшего в отпуск морского пехотинца: молодого, стройного, высокого, темно-русого, с карими глазами красавца – и, как ему казалось, любила его и даже ждала два года, сначала со службы, а потом из рейсов. Он подавал большие надежды. Списавшись на берег, на заработанные в море деньги открыл свое дело, стал предпринимателем, но после первых же неудач, то есть после двух лет совместной жизни, Елизавета ушла от него, разменяв купленную им трехкомнатную квартиру. Правда, его «пежо» не достался ни кому, так как машину пришлось отдать за долги, и слава богу, что только ее, а не саму жизнь. Если бы не старые, проверенные временем друзья Генка и Жорик, то не избежать бы ему крупных неприятностей. Они же спасли его и вытащили из болота беспробудного полугодового пьянства, в которое он впал после подставы в бизнесе, разборок с кредиторами, работниками внутренних органов и женой, предательски ушедшей от него в тяжелый период жизни.
Так что шел теперь Олег Петрович Воронов в свою пустую однокомнатную квартиру, где, кроме двух бутылок пива, давнего друга – телевизора и компьютера, его больше никто не ждал.
Олег свернул за угол. Впереди показалась родная АБВГдейка – четыре пятиэтажки, образующие квадрат с внутренним двориком, называемым в простонародье – колодец. Войти в колодец можно было благодаря двум расположенным напротив друг друга аркам. Глядя на это произведение зодчества, можно было предположить, что по замыслу архитектора здание должно представлять собой оборонительное сооружение, тюрьму или казармы с плацем во внутреннем дворике. Сосед дядя Ваня назвал этот архитектурный ансамбль Бастилией, с его легкой руки большинство жильцов именно так и именовали место своего обитания.
Воронов перешел улицу, которая разделяла старый фонд и район «многоэтажек». Новые дома, окружив исторический центр, с каждым годом теснее и теснее сжимали кольцо, выдавливая старинные здания. Время от времени появлялись стеклобетонные монстры и в сердце города, что не всегда положительно сказывалось на его облике. Олегу было жаль обреченные на погибель строения прошлых веков, из которых лишь некоторым, представляющим особую историческую ценность, суждено было уцелеть. Они напоминали ему старых, беззащитных, но таких милых людей. Эти дома, кривоватые улочки, маленькие, уютные дворики