ленные губы и яростный злой взгляд загнанной в угол крысы на фоне ввалившихся глазниц.
Он молча держал в руках результаты своего последнего обследования, которые ему только что выдал его собственный ассистент.
– Профессор Рокена, – тихо обратился к нему молодой помощник, что сейчас стоял возле стола, – вы понимаете, что она вас убивает? Жить вам осталось не больше двух-трех суток. Профессор…
И молодой парень постарался произнести еще что-то, но его прервали.
– Не рассказывай мне прописные истины, – раздался сухой и скрипучий голос, и на аграфа, выглядящего сущим мальчишкой, посмотрел его старший соотечественник.
Да, именно так.
Старик, сидящий в кресле, и сам еще месяц назад был пышущим здоровьем и силой аграфом, с красотой и гордостью, надменностью и высокомерием одного из лучших умов Содружества. Но это было тогда, не сейчас.
– Я знал, на что шел, – негромко даже не сказал, а процедил сквозь зубы он. И, сжав кулак, разломил переданную ему пластиковую карточку с силой, которую нельзя было подозревать в его сухом и немощном теле, жизнь в котором поддерживали лишь его маниакальное желание подольше протянуть на этом свете да опаснейшие нелегальные препараты, которые ему приходилось доставать через знакомый пиратский клан.
– Еще когда мы попытались продублировать в моем мозгу нейросвязи из нашего последнего эксперимента, я понял, какую ошибку мы совершили при расчетах.
И он в сердцах стукнул кулаком по поверхности стола.
– Но я надеялся на то, – слегка успокоившись, продолжил, казалось бы, про себя рассуждать профессор, – что мы сможем адаптировать структуру за оставшееся время.
– Да, – кивнул его помощник, – и у вас это практически получилось.
После чего молодой аграф отвел глаза в сторону, пряча не слишком уместную сейчас усмешку, промелькнувшую на его лице.
– Да, – закашлялся старик, смотря на него, – почти… – А потом еще тише добавил: – Но этого почти оказалось мало… – И профессор Рокена уставился на свою сморщенную ладонь. Перестав замечать стоящего напротив него помощника, произнес, будто озвучивая свои мысли и рассуждения вслух:
– Нельзя было совмещать настолько антагонистичные сущности в одном проекте. Логически стройную по своей внутренней наполненности нейросеть агарского тактического вычислителя. Полностью выходящую за рамки нормального поведения сущность дикаря-маньяка, убившего не одну тысячу людей, вытащенного нами из тюрьмы особого режима. И как последнюю каплю, мы дополнили этот коктейль нейроособенностями мозга сполота и нейросвязями, выстроенными на основе мумии Древнего, найденной нами в последнюю экспедицию.
– Профессор, – тихонько напомнил его помощник, опасаясь внезапной вспышки гнева, – вы забыли о самом главном, той странной нейроструктуре, что была добавлена на последнем этапе.
Старик, вернее профессор Рокена, хотя в эти дни его именовали больше как раз «стариком», был в последнее время очень раздражителен и мгновенно выходил из себя. Но в этот раз вспышки гнева не последовало.
– Да, – лишь протянул профессор, – только вот именно она и давала наибольшую перспективу развития при своем внедрении.
Никто не знал, что за существо было найдено замурованным или, скорее, вплавленным в глыбу метеорита, чей возраст датировался несколькими сотнями миллионов лет. И так выходило, что это ископаемое было значительно, неимоверно старше той эпохи, когда космическое пространство этой вселенной бороздили корабли Древних.
Позднее, благодаря спектральному моделированию, Рокена со своей командой специалистов уже тут, в лаборатории на станции, смог восстановить структуру мозга найденного существа. И именно благодаря воссозданной модели они выяснили, что это существо было разумным.
Но что еще более важно и невероятно, строение его мозга оказалось полностью совместимо по своим нейронным связям и нитям со структурой мозга любого из потомков Древних, будь то люди, аграфы, сполоты, креаты или любая другая раса, относящаяся к роду людей. Этот последний факт и позволил вплести дополнительный набор нейросвязей в их экспериментальную структуру нейросети. И по предварительному прогнозу она должна была стать еще более стабильной, благодаря внедрению последнего сегмента.
Этот факт вселил надежду в благополучный исход их многолетних экспериментов и изысканий.
Последующая цепочка опытов и экспериментов, по крайней мере за те несколько сотен раз, когда нейроконструкцию внедряли подопытному материалу, подтвердила это.
И они поверили в свою победу.
А после был триумфальный эксперимент, который должен был возвести профессора Рокену в ранг героев империи Аграф и ее научную элиту, сделать его ученым-первооткрывателем, готовым пожертвовать собой ради величия Империи. Как это красиво и гордо звучало в мыслях тогда еще пышущего здоровьем и амбициями относительно молодого профессора, руководителя этого научного института.
Только вот эксперимент завершился огромнейшим фиаско.