Врата окованы в злато,
Красиво здесь и богато.
Дворец за воротами. Двор.
Там кто-то крадется, как вор:
В его руках – ботинок пара
И семиструнная гитара.
Ступая тихо, осторожно,
Он озирается тревожно
И ловит каждый звук.
Ни шороха, но вдруг…
Дворцовая открылась дверь
И хочешь, верь или не верь,
А выбежал оттуда пес —
За шеей шляпа, рыжий нос.
На задних лапах, как шальной,
Он мчался садом, по прямой.
И то скулил пёс, то рычал,
Запыхался, но всё ворчал:
«На миг уснул, не более,
А он, видать, уже на воле!
…Но нет же, вижу, вижу!
Ах, как же я обижен!»
Пёс был как некогда суров,
Догнав, и не жалея слов,
С упрёком говорит ему:
«Меня не взял ты, почему?
Я ж, ради дружбы, так сказать,
Хотел, как ты, Никита, стать.
Как ты, на двух ногах хожу,
И нога за ногу сижу,
И даже говорить пытаюсь, —
Не видишь, что ли? Я стараюсь!
А ты, вот так решил со мной?
Какой ты друг теперь, какой?» —
Отвечал ему Никита:
– Не гляди, дружок, сердито,
Желаю я тебе добра,
Не стоит покидать двора,
Ведь здесь – собачий рай,
Всё есть, лишь пожелай.
Не голодаешь никогда
И всё, как в сказке, без труда.
– А как же свобода? Я думал о ней,
Дороги на выбор, просторы полей…
Я помню твои обещанья,
С тех пор моя жизнь – ожиданье.
Вдруг, из дворца донесся крик.
Прервав беседу, в тот же миг
Парнишка перелез врата,
Пёс, ни туда и ни сюда:
«Всё, плакала моя свобода,
А ведь я молод, нет и года!
Неужто здесь мне доживать?
О, нет! Такому, не бывать!»
Пёс в спешке начал землю рыть
И выть, и лаять, и скулить,
И вырыл под вратами лаз,
На вид – пролезть ему как раз.
«Ну, наконец-то, я спасен!» —
Запыхавшись, молился он.
И вот, еще чуть-чуть подгреб,
Просунул нос, просунул лоб,
Наполовину влез, не боле,
А уж ликует: «Я на воле!»
И лает громко, как шальной,
Кричит: «Никита, я с тобой!»
Но… ни туда и ни сюда,
И вот опять вопит: «Беда!
Никита, друг, скорей спасай!
Мне отомстит хозяин, знай!».
Бросать друзей в беде негоже,
Был мненья музыкант того же.
Кладет он на траву гитару,
Туда же и ботинок пару,
Спешит-бежит обратно.
«Ах, друг, невероятно!
Ты все-таки решил помочь,
Быстрее же бежим! И прочь
Из мест лишения свободы,
Какие нынче наши годы?
Не нам ли пробовать, дерзать?
Ведь можно и всю жизнь мечтать!»
Бурчал и напрягался пёс,
И упирался, злясь до слёз.
«Ох, и болтун же ты, дружище,
Уж лучше б лаз отрыл почище», —
Схватил Никита пса за шкуру…
– Нежнее, не вырви клок мне сдуру! —
Хрипел пёс из последних сил,
Но рыл, как сумасшедший рыл,
И вырыл лаз он, наконец,
Свободой овладел беглец!
2
Ночка холодна, дымка над рекой,
Серебрится луг под седой луной,
Серебрится стог посредине луга,
Беззаботно спит тихая округа.
Тишина, как будто, только в речке всплеск,
Тишина, как будто, только слышен треск,
Словно хворост где-то под ногой трещит,
Слышно кто-то в сене здорово храпит.
Прячется за тучку бледная луна,
Берега покрыла плотно пелена,
Пелена туманом на луга ползёт,
Будто бы куда-то сена стог плывёт.
Вроде бы затишье, но откуда вдруг,
Странники-ветра посетили луг, —
Загуляли резво расстегнув рубашки,
Зазвучали дружно утренние пташки,
Поползли