а в победу, а также связи фронта и тыла. В значительной мере это объясняется тем, что повествование о доблестях и подвигах военного времени, особенно об истории военных побед, несомненно, подкрепляет патриотический дискурс национального государства. Не только советского или российского – любого. Жертвы войны – практически универсальный компонент в патриотическом дискурсе современных национальных государств, как восточных, так и западных. Защита Отечества на передовой – будь она победоносная или нет – неотъемлемая составляющая легитимации национального государства[3].
На фоне сражений на фронтах повседневная жизнь тыла в годы войны не кажется героической. Рутина, состоящая из тяжелого труда в промышленности и сельском хозяйстве; постоянная забота об истощенных членах семьи (почти исключительно – о детях и стариках); выживание на скудных пайках в условиях острой нехватки продуктов питания, иногда голода; болезни; пронизывающий холод, в том числе в домах, – все это редко привлекало внимание советских властей и историков. Вероятно, они полагали, что это мало что добавит в величественный метанарратив о Великой Отечественной войне. Нарратив определенно маскулинный, отражавший основополагающее гендерное разделение военного времени: героическое самопожертвование миллионов мужчин, сражавшихся за родину на передовой, затмило казавшиеся прозаическими усилия миллионов женщин, трудившихся в тылу[4].
Однако советские историки были не одиноки, отдавая приоритет фронту перед тылом, мужскому – перед женским. Это вообще преобладающий подход в военной истории. Во многом она отражает гендерную трактовку «тотального» / индустриального противоборства, в котором воюющие государства задействуют все свои социальные и экономические ресурсы, чтобы победить или, как в случае советско-германского противостояния, уничтожить государство-соперника. «Тотальная» война, каковой она была на Восточном фронте, являлась гендерной: мужчины преобладали на фронте, женщины – в тылу.
В предвоенное десятилетие газета «Правда» неоднократно писала, что в грядущей войне сражаться придется и тылу, и это будет сражение в том числе промышленных предприятий и сельского хозяйства; а потому все советские граждане, как мужчины, так и женщины, должны быть к этому готовы – готовы оказаться на передовой. Однако, хотя около миллиона советских женщин и служили в Красной армии, подавляющее их большинство трудилось в тылу[5]. Советский тыл был преимущественно женским, причем в большей степени, чем в любом другом воюющем государстве. К 1944 г. 4,3 млн женщин работали на промышленных предприятиях. Их доля составляла 53 % всей промышленной рабочей силы. Правда, в тяжелой индустрии мужчины все же преобладали[6]. К 1944 г. в колхозах работало 13 млн женщин, что равнялось 78 % – это чрезвычайно высокий показатель – их совокупной рабочей силы. А ведь советское общество все еще на две трети оставалось сельским, крестьянским[7]. Вклад женщин в военную экономику был ключевым, что, в конечном счете, признал Сталин 1 мая 1944 г. Славя работников тыла, создавших условия для решающих побед зимой 1943–1944 гг., он впервые упомянул «неоценимые заслуги» женщин, «самоотверженно работающих в интересах фронта, мужественно переносящих все трудности военного времени, вдохновляющих на ратные подвиги воинов Красной Армии»[8].
По мере того как после побед под Сталинградом и Курском коренным образом менялся ход войны, Сталин все чаще воздавал должное «самоотверженному труду советских людей в тылу». 6 ноября 1943 г. в речи накануне 26-й годовщины Октябрьской революции Сталин с гордостью отметил, что Советский Союз превзошел военно-промышленную мощь Германии, и приписал эту заслугу скорее «всенародной помощи фронту», нежели советскому партийному или государственному аппарату[9]. Ровно год спустя он вспомнил и про сознательные «материальные лишения», «железную волю и мужественный дух советского народа», а также «беспримерные трудовые подвиги» советских женщин, юношей и девушек[10]. Однако, как подчеркивает Виктор Черепанов, Сталин не говорил, да и не мог сказать, чего им это стоило[11].
«Все для фронта! Все для победы!» – так звучал советский призыв к тылу времен Великой Отечественной войны. Этот лозунг выражал полную поддержку Красной армии. Ее требовало от тыла советское государство в секретной директиве, принятой через неделю после вторжения сил «Оси» на территорию СССР. Одобренная лично Сталиным, она приказывала всем партийным и государственным руководителям под угрозой военного трибунала «быстро и решительно перестроить всю свою работу на военный лад» и «укрепить тыл Красной Армии, подчинив интересам фронта всю свою деятельность, обеспечить усиленную работу всех предприятий, разъяснить трудящимся их обязанности»[12]. Она стала «программным документом», нацеленным на полное «превращение государства и общества в единый военный лагерь»[13].
Практически аналогичные обязанности Сталин возложил на тыл в своем радиообращении к советским гражданам