на кухне.
Я досматривал его вещи, висящие в шкафу: шинель, парадный китель, другую одежду. В кармане кителя я нащупал что-то твердое, вроде какой-то камень или орех, завернутый в тряпицу. Я уже хотел было достать этот кулек наружу, как вдруг он торкнулся в моей ладони. Знаешь, как голубица, когда возьмешь ее в руки. Ты когда-нибудь держал голубя? – дед посмотрел на меня.
– Нет, – я отрицательно замотал головой.
– Ну это неважно. Просто тогда у меня сразу же возникло непреодолимое желание завладеть этим предметом. Как и зачем – мне неведомо. Просто то, что сейчас было зажато в моем кулаке, должно стать моим. И все! У меня аж задрожало все внутри. Я незаметно переложил тряпицу в карман брюк и продолжил осмотр. А брюки у нас тогда были широкие – галифе, там в кармане можно было танк спрятать, не то что какой-то платок.
До этого дня я, да и все мои товарищи были на хорошем счету – кристально честными. Никому и в голову не могло прийти ничего подобного. Да и страх был, конечно. Это был очень серьезный проступок – сокрытие вещественных доказательств. Но здесь-то было большее – настоящее преступление, хищение в момент исполнения служебного долга. Если бы узнали, меня упекли бы вместе с этим генералом, а то и похуже.
Но во мне уже что-то пробудилось. Как будто черт в меня вселился и нашептывал мне в голове: «Не бойся, Коленька. Все обойдется. Наденька станет твоей благодаря этой находке».
– Наденька? Кто это? – я попытался вступить в разговор. До сих пор я слушал его, не перебивая.
– Сейчас, сейчас, не спеши. Все расскажу, – дед глубоко вздохнул. Лицо его раскраснелось.
Так вот, Николай! Была у меня в те годы любовь. Наденька. Надежда. Хрупкая, милая девушка. Мы с ней жили по соседству. Всякий раз, когда вспоминаю ее образ, во мне пробуждается гнетущая тоска оттого, что вся моя жизнь могла сложиться по-другому, согласись она встречаться со мной.
Я пытался ухаживать за ней, на свидания приглашал. Но все безуспешно. Она была слишком обижена на нашу власть. А для меня другой власти нет и быть не могло. Родители у нее были из благородных. Жила она с матерью. Та учительницей работала в школе. А отец ее где-то сгинул еще в Гражданскую войну. Она и раньше игнорировала мои знаки внимания. Ну а как узнала, что я поступил в училище, сразу же пресекла все малейшие ухаживания: «Я не стану встречаться с тобой, Коленька! Неужели ты думаешь, что у нас будет что-то общее?! Лучше я умру, чем стану женой красного командира. Никогда! Ты слышишь? Никогда я не прощу их за то, что они сделали с моим отцом и нашей семьей».
Вот такая была гордая и решительная девушка. Воистину из благородных. И эта ее недоступность делала мою любовь, мою страсть еще сильней и безумней. Иногда мне в голову приходили фантастические, дикие мысли. Думал выкрасть ее из дома, увезти из Москвы куда-нибудь в лес и жить там вдвоем: брать ее силой, пока не образумится и не полюбит меня хоть немножечко. В общем, сумасшествие какое-то.
Дедушка