ений и пересадок, – и начнётся новый день в этом потрясающем своей необычностью городе.
…Америка меня интересовала в юности. Мой дядя, занимавший руководящий пост в ОБКОМе, имел возможность выписывать журнал «Америка».
На страницах этого журнала я мог видеть антипод Советского Союза, представляемый самой Америкой, а не советским радио, телевидением, или газетами. Особенно меня впечатляли фотографии автострад с их эстакадными переплетениями, напоминавшими мне марсианские каналы. Америка, расположившаяся на страницах журнала, удивляла, заставляла анализировать и пытаться понять её шире, чем то́ можно было увидеть на страницах журнала…
Но мечтать о поездке в Америку я не мог, уже потому, что в те времена вряд ли у кого, вообще, могла существовать такая мечта – увидеть Запад собственными глазами. Я знал, что это невозможно.
Однако, соблазн узнать из «первоисточника», что же на самом деле представляет собой страна «марсианских каналов», меня не покидал.
Английский звучал мне музыкой Биттлз. Но еще больше я любил английский с горловым американским «R».
Случая общения я не упускал. Как-то в Москве, когда мы студенческой группой отмечали в ресторане «Арбатский» завершение сессии, я пригласил на танец девушку из американской тургруппы за соседним столиком. Затем я пригласил её в нашу компанию, и она провела с нами весь вечер. По-английски говорил только я (тогда им занимался), и все вопросы проходили через меня. Каждый хотел что-то спросить о жизни в Америке.
Вспыхнувший так внезапно всеобщий интерес к девушке из Америки не мог не тронуть ее. Мы расстались давними друзьями. На прощание она оставила мне свой адрес.
Я не был уверен, что такая переписка возможна. Однако письма пошли. Каждое новое письмо из Америки для меня было событием. Я с увлечением писал на английском.
Та встреча в Москве тронула ее не меньше, чем меня. Она писала мне после возвращения: «Каждый раз, когда слышу пролетающий над домом самолёт, я представляю себя на пути в Россию, – снова вижу золотые купола церквей, и вспоминаю нашу встречу».
Ее звали Лорри. Переписка обрела романтические тона. Я с нетерпение ждал её писем, как и она – моих. Мы обменивались пластинками: она мне присылала Элтона Джона и Биттлз, а я ей – Песняров, называя их «русскими Биттлз»… Она мне вышивала мне рубашки с картинами прерий и ковбоями. Я ей посылал палехские брошки и хохлому.
В те времена противостояния Востока и Запада, письма приходили подвскрытыми. Некоторые однокурсники спрашивали меня: «А разве разрешается переписка с Америкой?».
Я пожимал плечами, – сомнения и опасения у меня, конечно, присутствовали, но слишком велик был мой интерес.
Я делился с нею своими планами на будущее, будто с невестой. Она собиралась пригласить меня в гости, но переписка прервалась…
А на одном из конкурсов Чайковского я целый месяц встречался с американской пианисткой Эмили М. В дни конкурса Московская консерватория становилась центром музыкального мира планеты, и прилегающие к ней улицы с утра до вечера бурлили движением молодых талантов, съехавшихся сюда со всего мира. Я слушал их на сцене, а после выступлений подходил к конкурсантам с вопросами. Мне хотелось знать, как понимает музыку «русских просторов» музыкант, не знающий России, русской природы, что он чувствует, исполняя, к примеру, «Осеннюю Песенку», или «На Тройке» из «Времен Года» Чайковского, входящих в обязательную программу конкурса. И особенно мне хотелось понять в этом отношении музыканта из страны – «антипода», Соединенных Штатов Америки.
Я был восхищен игрой Эмили на сцене… К тому же это была и очаровательная девушка. Я полагал, что за дни конкурса у нее наверняка появится немало поклонников. Но каждый раз, когда я звонил ей, она находила время для встречи со мной.
Прогулки Москве, общение на английском… с американским акцентом, творческая атмосфера конкурса – не могли не предрасполагать к мечтам…
В день её отъезда в Нью-Йорк мы встретились у гостиницы «Россия». На прощание она принесла мне свою официальную фотографию участника конкурса – с подписью и теплыми словами на память.
Из автобуса с американской делегацией, готовой к выезду в аэропорт, ей подавали знак присоединиться. Она предложила мне поехать с ними, но я отказался, – побоялся слишком заметного контакта. Но тут же об этом пожалев, поехал за ними в аэропорт своим ходом. Однако, там никого нашел…
Её писем из Америки я так и не получил…
Однако, не интерес к английскому языку и к Америке стали центром интересов моей будущей жизни…
Однажды меня пригласили в Областную библиотеку, где я был записан в отделе иностранной литературы – на встречу с «представителем» из-за рубежа. Я не планировал идти туда, так как этот «представитель» был не из Америки, и вообще, не из англоязычной страны. Однако, чисто случайно оказавшись в тот день в библиотеке, я все-таки, решил ненадолго заглянуть в зал встречи.
Перед аудиторией выступала девушка, француженка. В канун ее отъезда на Родину она делилась впечатлениями о двух годах работы ассистенткой