нет шансов смириться, привыкнуть и забыть. Мы вынуждены жить в могиле родного нам существа и каждый день видеть его разложение, вдыхать невыносимый воздух и мучиться в полном одиночестве. Такую хитрую, страшную пытку мог придумать только редкий садист, знающий в этом толк.
Представленная книга – это сплошной комок переживаний исчезающей киевской элиты. Людей, которых с каждым днём становится всё меньше…
Трудно поверить, что ещё совсем недавно по Крещатику шагали толпы учёных, инженеров, конструкторов, художников, поэтов, писателей, мыслителей, режиссеров, актёров, изобретателей и золотых мастеров. Город космических технологий и передовой науки считался интеллектуальным центром огромной империи. Сюда съезжались отовсюду – «поговорить». Город утопал в садах античного уюта, где хотелось мечтать, молиться и творить.
Эта книга – открытый протест представителя мыслящего класса погибающей культуры. Это новая киевская проза, рождённая в руинах разгромленной цивилизации.
Там, где не нужны физики, астрономы и математики, – обязательно исчезают философы, а затем мельчают художники, опускается всякое творчество, деградирует культурная среда и общество в целом.
Разглядывая сегодня прохожих на Крещатике, нельзя понять, что это за люди, чем они занимаются и зачем они живут. Булгаковский Шариков снова процветает, а профессор Преображенский опять проиграл.
Всё отразилось в трёх символах на киевских кручах. Лаврская колокольня – символ победившей веры. Статуя с мечом – символ победившей Родины. И недостроенная «вавилонская башня» в Мариинском парке – символ победившего хама.
Автор книги поднимает восстание и зовёт на бунт всех оставшихся в живых… Его разговор – это исторический документ настроений эпохи, где вечная война «духа и брюха» переросла в национальную трагедию.
Роман переполнен жизненным опытом автора. Он содержит в себе множество тонких и важных мелочей, из которых состоят великие смыслы.
Поколение, застрявшее среди двух миров, обладает уникальной мудростью сравнений. Она должна оставаться в назидание потомкам, которым уже не с чем будет сравнивать свою жизнь. Достаточно вспомнить, как дороги нам были писатели с опытом крушений начала двадцатого века!
Рано или поздно всё меняется, и самые вечные города меняют свой облик. Но мы помним улицы, по которым бежали герои Булгакова, и будем долго видеть свой город глазами героев романа «Гибель Киева».
В те дни, когда слово «Родина» сделалось ругательным, и его уже начали стыдиться, автор выходит к людям с открытой гражданской позицией, чтобы снова спросить нас всех: «С чего начинается Родина»?
В этой оптимистической трагедии нам предлагают надежду и веру в самих себя.
Густав Водичка
Моим сыновьям Вадиму, Александру, верному другу Сергею Буряку и остальным уцелевшим киевлянам посвящается
Аще где в книге сей грубостию моей пропись или нетерпением писано, молю вас: не зазрите моему окаянству, не клените, но поправьте, писал бо не ангел Божий, но человек грешен и зело исполнен неведения.
Слежка
Слежку Александр обнаружил с утра. Вели её двое – долговязый и квадратный. У них всё было контрастным: чёрные брюки и белая сорочка с отутюженными стрелками на рукавах у худосочного; чёрная футболка и захватанные белые штаны у коренастого. Один – аккуратно подстрижен и подтянут, другой – наголо обрит и от избытка мышечной массы грузен. Вместе они чудным образом напоминали цифру 10, что дало Александру повод мысленно окрестить первого «единичкой», второго «ноликом».
Их смешанное дыхание в свой затылок Александр ощутил у газетного киоска, а оглянувшись, заметил парочку в нескольких шагах на троллейбусной остановке. Пялились они на него, как провинциальная девица на телезвезду. Все жаждут внимания, но не до такой же степени. Да и никакой такой известности Александр не заслужил, а в последнее время к ней и не стремился. Но так или иначе «хвост» к нему прицепили. Зачем?
Поразмышлять на эту тему он решил попозже, а сейчас следовало удостовериться в обоснованности подозрений. Сделал он это грубо: лавируя в потоке машин, перебежал через улицу вдали от перехода и перемахнул через металлическую ограду на противоположной стороне улицы. «Десятка» повторила маневр и застыла за его спиной в ожидании нового подвоха. Рассматривая в стекле витрины отражение неразлучной парочки, Александр отбросил сомнения в своей мнительности. Из очевидности происходящего вытекало: ни домой, ни на работу идти не нужно. Впрочем, как и забредать в уединённые места.
День, как для начала осени, выдался душный. Жара липкой змейкой ползала по шее, опускалась вдоль подбородка, вила гнёзда под мышками. Мужчины отупело поглощали тёплое пиво, а барышни мороженое. Из распахнутых окон доносились вопли попсовых звёзд, и вдруг, о чудо!., как в прежние киевские времена, чётким серебряным звоном рассыпались звуки шопеновской мазурки.
Вот здесь, на коротеньком бульварчике, что в центре Киева, на вбитой