равшись между листвы и прыгнув мне в глаз. Быстро разбудили меня.
Села, пряча лицо от ослепительно ярких лучей, обжигающих глаза.
– Проснулась? – улыбнулся мне Садхир.
Смущённо улыбнувшись, головою качнула, слегка, наклоняя туда-сюда. Зевнула, рот под ладонью пряча. Он сам зевнул, потянулся. Встал, совершил несколько движений, медленных и тягучих сначала, потом резких и быстрых. Снова ночь не спал, охраняя мой покой. Снова я легла спать около него.
Решила не вспоминать былую обиду. Тем более, он старался защищать меня, как мог. И, как только легла, уснула на удивление быстро. Садхир так и не тронул меня в нашу третью ночь. Как и обещал, ждал, когда сама за тем приду к нему. И не сказать, чтобы хотела, особенно, когда у меня появились те сладкие и обжигающие щёки воспоминания о ласках его младшего брата. Но то, что средний муж берёг меня, держал своё слово, грело что-то внутри. Я когда-нибудь сама к нему подойду. Из той лёгкой и нежной, согревающей душу благодарности, которую испытываю к нему. Просто… смущаюсь пока. Боюсь нарушать хрупкий покой наших тихих ночей, полных спокойных бесед и глубоких, спокойных снов.
– Пойдёшь со мною к реке? – спросил молодой мужчина чуть погодя, тело размяв, дождавшись, пока поднимусь и разглажу юбку, поправлю дупатту.
– Снова будешь молиться Сурья дэву?
Он не ответил, лишь улыбнулся. Точнее, в улыбке той был и его ответ, и благодарность мне за пониманье. Кинжал подобрал задумчиво и первым к реке пошёл. Кинжал… последний из оставшихся на всю семью. Как там Мохан и Поллав? Не случилось ли с ними за ночь чего? Да, впрочем, криков их не было. И, может всё хорошо. Я не за Поллава беспокоюсь, а за бинкара только. Хотя это и грешно: они все мои мужья.
Садхир снова молился, стоя у воды на одной ноге, другою согнутой упираясь в колено этой, ладони сложив. Надолго ушёл в повторение священных слов. Лицо его было завораживающе умиротворяющим и спокойным. Я осторожно погладила браслет из рудракши на предплечьи, им подаренный, молясь плодам священного дерева, первое из которых родилось из слёз самого бога Шивы, чтобы наполнили мою душу спокойствием, а голову – умными мыслями. Чтобы мы больше не ссорились все. Хотя, боюсь, так не будет. Мы ещё слишком мало знакомы. Ещё не привыкли друг к другу.
Мой спутник не подсматривал. Не пытался даже – украдкою часто на него смотрела. И я, снова ощутив спокойствие, с радостью полезла плескаться в воде. Волосы расплела, отмыла. Тело отмыла от пота и грязи спокойно. Даже забыла обо всём на миг, наслаждаясь прикосновениями нежной, прохладной воды, да запахом лишь воды от тела. Потом, спохватившись, опять к супругу повернулась. Тот всё ещё не смотрел на меня, погружённый в молитвы свои. Тихо села на камень большой, дожидаясь, когда он закончит столь дорогой ему ритуал.
Да и… я вдруг задумалась опять, что поклонение солнцу могли совершать только дваждырождённые. И, хотя средний мой муж не носил священный шнур, даруемый прошедшему обряд упанаяны, но, быть может, он скрывался в свёртке среди личных его вещей?.. Но, впрочем, я бы ни за что не решилась смотреть его вещи. Да, они сказали мне, где свёртки лично их – Поллав особенно сердито сказал, чтоб не смела лазить туда, Мохан только нахмурился, а Садхир и вовсе ничего тогда не сказал – и я с тех пор избегала их. Еду глава семьи в одном-двух свёртках из деревни приносил. Я и лазила туда только в основном. Да в свёрток с посудой. Потом ещё шли их инструменты. Свёрток от Садхира на всех: с мазями лечебными и убтаном для мытья, с тканью чистой – на случай если потребуется перевязать ожоги и раны, какие-то сухие стебли и ещё несколько маленьких горшков. Потом мой скромный свёрток с одеждой и простыми украшениями, доставшимися от родителей моих. И свёрток большой с одеждою, которую мне мужья до свадьбы и на свадьбу подарили. Роскошное свадебное сари было спрятано вместе с частью подаренных украшений отдельно: так и не привыкла я совсем все украшения сразу одевать. Вот, главные, положенные замужней женщине были – браслеты на руках и ногах, мангалсутра на шее, тика над лбом, натх…
Ох, да я же натх забыла одеть! Серьги носила! И синдур мне мужья наносили. Кроме, разве что, вчера. Когда Мохан меня утром увлёк за собою. Кажется, весь священный порошок смазался от поцелуев его?.. Но почему же Поллав вчера ничего не сказал? Он в первые после свадьбы дни страшно ругался, когда я не выглядела должным образом. А вчера почему-то смолчал. Может, прав был Садхир, спрашивая, что там в деревне произошло, куда старший брат ходил? Но что там произойти могло?.. Что такого, чтобы старший муж, всегда сердившийся, когда порядки нарушали, вернувшись, не заметил плохо расчёсанных моих волос, смятой одежды, да отсутствие синдура или след его смазанный? И верно, что-то там произошло! Только я вчера не заметила того странного поведения его, не отметила, что проницательный Садхир назвал поведение главы семьи странным и даже расспросить его пытался. Просто… вчера…
Почувствовала, как щёки обжигает краской стыда. Хотя, как вспомнила ласки Мохана, так снова захотелось, чтобы он их повторил. Он меня много вчера ласкал…
– Пойдём, жена? – спросил средний муж: встав на обе ноги и повернувшись ко мне, вырвал меня из раздумий.
– Конечно, пойдём! – торопливо