е похожие на них, но не менее талантливые.
Эстафета творчества непрерывна и этим прекрасна.
Современная проза
Александр Лепещенко
Главный редактор литературного журнала «Отчий край». Родился в 1977 году. Живёт в Волгограде. Окончил факультет журналистики Волгоградского государственного университета. Член Союза писателей России, член Союза журналистов России. Лауреат премии имени Виктора Канунникова (2008 г.), лауреат Международного литературного форума «Золотой Витязь» (2016 и 2018 гг.), лауреат Южно-Уральской международной литературной премии (2017 г.), победитель Международного конкурса короткого рассказа «На пути к гармонии» (2018 г.) и «В лабиринте метаморфоз» (2019 г.), дипломант литературного конкурса маринистики имени Константина Бадигина (2019 г.), финалист Национальной литературной премии имени В. Г. Распутина (2020 г.). Автор четырёх книг прозы. Публиковался в литературных журналах «Московский вестник», «Нева», «Невский альманах», «Приокские зори», «Истоки», «Волга-XXI век», «Образ», «Камертон», «Перископ» и др.
Неплохо, нормально, прекрасно
Пройдёт много лет, и режиссёр Юрий Красножан, уже задавленный тяжёлой болезнью, вспомнит тот далёкий день, когда никому ещё не известный актёр Анатолий Одноколенко будет утверждён на главную роль в его новом фильме.
Никогда не игравший в кино, а только на сцене провинциального театра, тридцатишестилетний Одноколенко возьмётся за работу с такой истовостью, что удивит требовательного до деспотичности Красножана. Мастер снимет полюбившегося актёра во всех своих следующих фильмах. Анатолий будет боготворить его, бояться расстроить работой у других режиссёров. При этом Красножан словно не заметит Толиного успеха. Нечувствительный к чужим творческим удачам, Красножан не посчитает нужным ни критически оценить, ни похвалить. Только его собственное кино и идеи должны были интересовать и вдохновлять его актёра.
Дружба? Была ли между ними дружба?
Трудно ответить. Но когда вдруг Одноколенко не стало, Красножан прервал съёмки в Италии и полетел на похороны в Москву. Оказалось, что такой неуживчивый, гневливый человек, как Красножан, был способен и чувствовать, и сострадать.
Потом, уже позднее, говорили, правда, что режиссёр отправился на съёмки за границу в тот момент, когда Толя особенно в нём нуждался. Более того, отдал обещанную Одноколенко главную роль другому. Актёр, только что перенёсший химиотерапию, окончательно слёг. Попросил дочь снять со стены фотографию Красножана. Бормотал: «Он выпил у меня всю кровь». Анатолий Одноколенко не дожил до сорока семи лет.
И вот теперь сам Красножан пластался на диване и умирал. Его костлявые руки обтягивала прозрачная кожа, усеянная синими жилками, – точно такие жилки были на шее. Казалось, что это вовсе не человек, а рыба, расставившая плавники.
«Время не идёт вперёд, – вдруг с кем-то мысленно, но как бы нехотя согласился Красножан. – Время движется по кругу… Оно и впрямь терпит бедствия, переживает катастрофы и потому может дробиться…»
Красные пальцы двигались медленно, словно обжаленные морозом.
– Проклятие! Это я, я терплю бедствие… Обезболивающее совсем не помогает.
Пальцы нащупали край простыни, но на большее сил не хватило – Красножан не смог приподняться. Облизал вялые губы и уставился на подоконник. Там желтели гладкие камешки, собранные на побережье острова Готланд.
«Пугает ли меня смерть? Эта женщина в синем платье, с пучком волос на затылке, как изображал её Маркес? По-моему, она не сидит рядом и не шьёт погребальных одежд. Её просто не существует. А существует какой-то акт, мучительный, в форме страданий…»
Больной зажмурил оловянный глаз и прислушался.
«Виолончель? Откуда виолончель?.. Кто исполняет возвышенно-строгую сарабанду Баха?»
– Я хотел, чтобы сарабанда прозвучала в «Сто лет одиночества». Но, увы, так и не снял лучший свой фильм. Не смог без Толи! Лишь он бы сыграл полковника Аурелиано Буэндиа как следует. А женский образ? Там такой женский образ! Я бы роль Ремедиос предложил Полине… Моей Полине…
«Как же это? Ах да! “…И везде ему виделась и чудилась Ремедиос: Ремедиос в сонном воздухе жаркого дня, Ремедиос в затаённом дыхании роз, Ремедиос в кружении мошек над водой, Ремедиос в запахе хлеба на рассвете, Ремедиос всюду и Ремедиос навсегда…” О, разве не поэзия это?»
Звучание сарабанды усиливалось.
«А сцена вознесения!.. На роль Урсулы, наверное, подошла бы Семинишина? Конечно, Семинишина!.. Ну да ладно, и… И что же Урсула в той сцене?.. Дай бог памяти! Э-э, старуха «отдала простыни на милость светлого ветра и смотрела, как Ремедиос Прекрасная машет ей на прощание рукой среди сверкающих трепетных простынь…» И вот в лёгком порыве света они «скрываются с ней навеки в поднебесье, куда не смогут долететь даже устремлённые ввысь птицы памяти…» Вот что я должен был снять, но не снял и теперь уже не сниму никогда».
Красножан втянул голову в плечи и застыл. Он увидел Толю. Сразу