ава, которые я подробно изучаю в главе 1. Я утверждаю, что эти принципы противодействуют беззаконию не в силу своего высокого юридического статуса, но поскольку они имеют определенное содержание – говоря точнее, символическое, материальное содержание, – обретенное в борьбе, сложенное из реальных человеческих достижений.
В этой книге поэтому предпринята попытка осуществить радикальное, диалектическое перепрочтение международного права и прав человека.
Я пишу в контексте видимого триумфа капитала – капиталистической системы – в масштабах почти всей планеты после распада – вследствие загнивания и коррумпированности – СССР в 1991 г. Такое положение дел часто описывается как некая новая форма «глобализации» – понятие, которому нередко приписывается слишком большая объяснительная сила4. Сообразно моей критике совершенно замечательную недавнюю попытку дать определение этому понятию можно найти у Адама Гири в «Глобализации и законе» (Globalization and Law). Его «рабочее определение» звучит так: «Этот термин описывает сложность и многообразие социальных, политических, экономических и культурных сил, взаимодействующих в глобальном масштабе»5. Несомненно, это определение можно применить к любому периоду человеческой истории; и уж точно – к XIX в. Поэтому Гири указывает, что термин описывает «переход от колониальных империй „старой“ Европы к международному порядку, установленному в конце Второй мировой войны». По Гири, этот порядок характеризуется «ограниченной гегемонией Америки и европейских и азиатских торговых блоков». Несмотря на имевшую место «формальную деколонизацию», заявляет он, до сих пор существует разделение между развитыми и развивающимися странами. Также он указывает на основание «мощных наднациональных агентств», занимающихся обеспечением функционирования мировой экономики и прав человека.
В сноске он заявляет: «Важно противостоять простому описанию идеологических/региональных блоков или банальному разделению на богатые и бедные страны, не забывая при этом, что структура мировой экономики определяется лежащим в ее основе неравенством власти и богатства»6.
Я признаю богатое содержание и радикальность подхода книги Гири в целом, но заявляю, что во фразе о «лежащем в основе неравенстве» игнорируется системный характер того, что происходит сейчас со всей планетой7. Мимоходом комментируя «Империю» Хардта и Негри8 и работу Делёза и Гваттари9, Гири, кажется, принимает представление, что общественное есть «не более чем выражение силы». Оно «строится на взглядах Маркса, но не рассматривает все общественные отношения в терминах классовых интересов. Как теория глобальной власти, оно описывает функционирование сложной системы, нацеленной на собственное воспроизводство»10. Мимоходом замечу, что я сомневаюсь, будто Маркс когда-либо рассматривал все общественные отношения в терминах классового интереса.
Мой аргумент, в свою очередь, заключается в том, что правильным обозначением этой «сложной системы» является «капитализм», для которого неизбежно характерен империализм. Я не намереваюсь, однако, написать еще один текст с целью объяснить, почему победа капитала неизбежно должна привести к отказу от всякого радикального или системного ответа на угрозы, экологические и гуманитарные, вызванные неустанной погоней капитала за ростом и прибылью. То есть я не присоединяюсь к растущему контингенту тех теоретиков постмодерна, которые считают, что «власть» не оставляет места для коллективного сопротивления.
Я, безусловно, обязан сказать, что подразумевается под «капиталом», а также «капитализмом» – системой, движимой непрекращающимся стремлением капитала к повышению своей ценности, в которой всякое общественное отношение, всякое интеллектуальное явление и каждое присвоение человеком материального мира сводимы к деньгам. Отмечу, что ни один из этих терминов не обнаруживается в указателе в книге Гири, а в главе о МВФ, ГАТТ и ВТО ничего не говорится о возможном существовании системы. Так что я могу оказаться в затруднительном положении и в любом случае должен оправдаться.
На меня очень повлияли в этом отношении работа Кристофера Артура и марксистская школа сторонников «подхода формы стоимости к „Капиталу“», последним представителем которой он является. Типичный представитель этой школы – советский ученый 1920‐х гг. Исаак Рубин11. С точки зрения этой школы, с которой я полностью согласен, капитал без всякой жалости старается превратить, трансмутировать все действительные человеческие отношения, особенно защищенные концепциями прав человека, в абстрактную денежную «стоимость», которая является его единственной целью. Этот комплекс представлений, как мне кажется, представляет собой единственный ключ к пониманию изменений в области международного права и международных отношений.
Этот подход опирается на последовательно выстроенную философскую структуру, основанную на Гегеле, Марксе и Адорно. Как сказал Артур, Рубин «делает акцент на том, что все материально-технические