. Я не хочу делать этого сейчас, потому что он останется здесь один. Один против того, кто привел к этой грани нас обоих.
– Давай же!
Оглядываюсь на него. Вьющиеся зеленоватые волосы выглядят еще сюрреалистичнее в отсветах извергающегося вулкана. В прищуренных глазах – пламя, и это не метафора. В них сияет настоящий огонь, способный обжечь… или даже испепелить.
Он прав, но я все равно не решаюсь бросить его. Сжимаю кулаки, до боли впиваюсь ногтями в ладони, отступаю от обрыва, готовая встать рядом и принять то, что произойдет, лишь бы этот утомительный побег наконец закончился. Лишь бы мы столкнулись с тем, что случится после, вдвоем.
– Черт, Ли, ты невозможна!
Я успеваю заметить резкое движение в свою сторону, и в следующее мгновение он оказывается прямо за мной. Сильные руки то ли обнимают, то ли обхватывают с целью обездвижить. В нос ударяет знакомый запах шафрана – легкий, пряный, сладкий и терпкий одновременно. Его запах. Горячие пальцы сплетаются с моими. На секунду я забываю, в какой опасности мы находимся. Мне невыносимо хочется стать с ним одним целым – до прерывистого дыхания, нескромных стонов, срывающихся полукриков. Я чувствую на своей шее его губы и слышу негромкий шепот: «Не скучай без меня, обещаю, мы скоро встретимся…» А потом он толкает меня в спину.
Глава 1
Игла легко скользит по коже, вбивая в нее пигмент. Фиолетовый, синий, красный – мне нравятся любые цвета, если они возникают из-под жужжащей тату-машинки, которую держит Олав. Этот бородатый рыжий парень в повернутой козырьком назад черной кепке – мой лучший друг. Если у мизантропов вообще могут быть друзья.
Олав вытащил меня из жуткой дыры, в которую я попала десять лет назад. Мне было шестнадцать, я ненавидела жизнь, и жизнь в кои-то веки отвечала взаимностью, пусть и весьма сомнительной. Дешевый алкоголь, драки с одноклассниками, снова алкоголь, потом травка, порошок, таблетки. Если бы Ули Эдель снимал свою «Кристину»1 в Норвегии, я бы вполне могла сыграть главную роль в скандинавской версии истории про детей со станции Зоо. Разве что проститутка из меня получилась бы отвратительная – не выношу чужие прикосновения.
Я бунтовала, как могла, против идеального общества, в котором выросла. Меня тошнило от дежурных улыбок, культа здорового тела и вылизанных до блеска улиц Осло. Меня тянуло в трущобы. В заброшенные места. В прошлое, которое было максимально непохоже на мое настоящее. Я распечатывала снимки нью-йоркской подземки 80-х и завешивала ими все стены в комнате, просыпалась среди расписанных уродливыми граффити вагонов и засыпала под изучающим взглядом черных парней. Попав в объектив, они стали частью эпохи. Я завидовала им, отказываясь принимать свою жизнь здесь и сейчас.
Случайная встреча на трамвайной остановке спасла меня от перспективы сторчаться в одиночестве на полу школьного туалета. «Есть сигарета?» «Бери. Но ведь на самом деле ты ищешь не никотин…» Олав оказался чертовски прав.
Он показал мне, что может быть по-другому, познакомил со своими приятелями – байкерами и татуировщиками, которые больше всего в мире ценили крутые мотоциклы и хорошую музыку. На семнадцатый день рождения они подарили мне пленочную камеру, с которой я не расставалась следующие три года, пока не разбила, снимая норвежские фьорды. Можно сказать, что моя карьера фотографа началась, когда я достала ту камеру из подарочной упаковки под вопль толпы брутальных байкеров: «С днем рождения, Ли!»
Я перестала думать о наркотиках. Под звуки Led Zeppelin и Deep Purple грезила о личном Harley-Davidson. В конце концов, о чем еще может мечтать девочка, как не об огромном черном байке мощностью 120 лошадиных сил?
В тот же период я увлеклась татуировками. С первой, посвященной мексиканскому культу смерти Санта Муэрте, возникли проблемы. Олав наотрез отказывался делать ее мне, тогда еще несовершеннолетней, пока я не приведу маму. Он был слишком умен, чтобы доверять письменным разрешениям от родителей. Собственно, именно поэтому мы дружим до сих пор.
Мама не сказала ни слова против: оценив все плюсы и минусы, она пришла к логичному выводу, что женское лицо-череп на моей правой лопатке – куда более безобидный каприз, чем плавящийся в ложке героин. Спасибо, ма, ты всегда искренне пыталась понять меня, несмотря на то, какие мы разные.
Конечно, на одной татуировке я не остановилась – на теле появлялись все новые и новые рисунки. Я знала, как ощущается боль от иглы на бедрах, пояснице, ребрах, руках, лодыжках. Она была разной, в отличие от того, кто ее причинял. Единственным человеком, которому я доверяла свою кожу, был и остается Олав. Поэтому сегодня, всего на день, я прилетела в Италию, куда он переехал год назад с женой и двумя детьми. Чего не сделаешь ради хорошей татуировки в исполнении лучшего друга?
К слову, Harley-Davidson я все-таки купила пару лет назад на гонорары от фотосессий: выяснилось, что журналы со-всемирно-известными-названиями готовы неплохо платить за качественные снимки. Особенно той, кто всегда находит необычные лица и уникальные кадры, показывает привычные вещи с нового ракурса и выезжает на съемки в любые точки земного шара, будь то Аравийский полуостров