оей сестре и племяннице. После проживания в Самаре не более двух недель я добровольно отказалась от возможности, предоставленной мне Владом и другими охотниками, поэтому не придумала ничего более разумного, кроме как вернуться к Юле. Тетя Маша все это время оставалась в Саратове – она не стала бы бросать работу, в которой только начала преуспевать. Мы не настаивали на ее переезде, но и приезжать к ней не изъявляли желания. Я, по крайней мере, точно. Мне не место в том доме.
С наступлением сентября месяца я была вынуждена приехать в этот город, поскольку фактически числилась студенткой института, куда давно решила не возвращаться. Не могла представить, как буду обучаться с теми, кто некогда считался близким. Однако за документами все равно пришлось бы ехать, а чем раньше я это сделаю, тем скорее избавлюсь от сомнений, одолевающих меня всю последнюю неделю.
Казалось бы, ответ очевиден: я не имела права возвращаться к обычной жизни девушки моего возраста, но где-то в глубине души таилось сожаление обо всех упущенных возможностях. Я подавала такие надежды, могла во многом преуспеть в жизни, но сейчас… теперь это считалось невозможным. Да и неважным в какой-то степени.
С недавних пор важно лишь одно – самоконтроль. И чем дальше я нахожусь от людей, тем безопаснее для них самих.
Тетя Маша встретила меня со своими привычными поцелуями, от которых слегка передергивало, и конечно же она испекла мой любимый пирог. Тот пирог, запах которого до сих пор вызывал тошноту. Тетя помогла внести сумку на порог дома, а мне приходилось часто дышать, неуверенно переставляя ноги. Каждый угол, каждый предмет в прихожей этой квартиры напоминал о том страшном вечере, когда моя жизнь окончательно оборвалась.
Если до этого казалось, что я стою на краю пропасти, куда в любую секунду могу рухнуть, то сейчас я буквально находилась на дне той самой пропасти. Вот только по каким-то неведомым причинам все еще оставалась жива.
Безумие, правда?
– Рассказывай, как там Юленька, как Лизочка. Она была так слаба после вируса, бедняжка моя. Юля сказала, что антибиотики помогли, – тетя Маша трещала без остановки, накладывая пирог на тарелки, вопреки моему протесту. Я сидела за столом, стискивая кулаки и хрустя пальцами, что всегда меня раздражало, если так делал кто-то другой, но сейчас я не обращала на это особого внимания.
– У них все прекрасно, – произнесла я заученную фразу и улыбнулась, чувствуя, как кожу стягивает в районе скул. За последние месяцы мне не так часто приходилось улыбаться, я будто и забыла, как это делается на самом деле.
– Ну и славненько, – тетя села на стул рядом со мной и пододвинула тарелку с пирогом, настаивая на том, чтобы я поела.
Наверное, со стороны я смахивала на зомби: впалые щеки, глаза, которые на исхудавшем лице казались неестественно большими, поредевшие черные, как смола, волосы. Глядя на себя в зеркало, я порой ужасалась, что выгляжу не на двадцать лет, а на все сорок, причем на очень, очень плохие сорок лет. Сравнивая себя с тетей, я с иронией отмечала, что она куда энергичнее меня. Эти два месяца, все произошедшее со мной в буквальном смысле высосало из меня всю энергию. Раньше я полагала, что обращенные волки лишь наращивают силу, а не теряют ее с каждым днем все стремительнее.
– Ты решила вернуться в институт? Или пока думаешь?
– Пока думаю, еще есть время, – то же говорила я себе всякий раз, когда понимала, что времени остается не так много. Со дня на день нужно принять решение, а учитывая, что послезавтра полнолуние, я окончательно терялась в своем собственном сознании.
– Хорошо, хорошо. Ты знаешь, что я была бы рада, если ты захочешь остаться здесь, – она указала ладонью на кухню, подразумевая эту квартиру, и мне вдруг резко стало не хватать воздуха.
Если даже я решу остаться в Саратове, я не поселюсь здесь. Ни за что!
– Мне понадобится работа, если я брошу институт, – говоря это, я сама до конца не верила, что все же решусь поставить крест на своем будущем.
Речь шла не только о том, тяжело ли мне будет рядом с людьми, но и о том, что я столько сил вложила в учебу. Я не могла вот так просто отказаться от всего, через что прошла. Был вариант взять академический отпуск, и я склонялась больше к нему, но для этого необходима весомая причина, которая в целом у меня была, однако говорить о ней не стоило.
– Устроишься ко мне в цветочный магазин, как обычно, помнишь? Теперь у тебя будет больше времени, я подберу тебе подходящую работу. Чуток побегаешь, а потом станешь моим заместителем.
– Посмотрим, – я потянулась к кружке с чаем, и моя рука замерла на полпути. Я только сейчас заметила, как сильно она дрожит. Пришлось сжать ее в кулак, чтобы не вызвать подозрений. – Но если я останусь в Саратове и устроюсь к тебе на работу, то не стану здесь жить. Сниму квартиру или скорее комнату, чтобы не так накладно было.
– Почему же, девочка моя? Этот дом и твой дом тоже, – прошептала тетя Маша, почему-то не глядя мне в глаза.
Она прекрасно знала, что это ложь – квартира принадлежала пропавшему