светлого кирпича и лиловатого камня…»
Нет сомнения, что этот путь в свой Ардис, «на отлогом пригорке старинных романов», Владимир Набоков, преодолевая волнение, мысленно проделывал не раз – дом, который он утратил навсегда, дом, в который так хотел вернуться и который, поселившись в гостинице Montreux Palace, придумал заново в причудливой русско-американской вселенной своего романа, где и сама Швейцария находилась в штате Вашингтон. Ada, Ardor, Ardis, Ladora – это аллитерация задает роману не только внутренний ритм, она составляет самостоятельный поэтический текст, проникнутый ностальгией по утраченной Аркадии на Ладоре. По-гречески Ардис – это «острие стрелы», по-набоковски – «направление Времени, ардис Времени». Но время, тотчас возражает Ван, никуда не направлено. «У нас всего две доски. Прошлое (вечносущее в моем разуме) и Настоящее (коему разум мой сообщает длительность и тем самым – реальность)». Ардис – как будто воплощение прошлого и настоящего, точка соединения времен, когда «прошлые тени и очертания сквозили в еще мягком протяженном, личиночном «ныне». Ардис – место, где «на вершине Прошлого задувает вихрь Настоящего», точка «сиюминутности», которая «является единственной ведомой нам реальностью; она следует за красочной пустотой уже не сущего и предшествует полной пустоте предстоящего». «Философски Время, – заключает Ван, – есть только память в процессе ее творения. В каждой отдельной жизни от колыбели до смертного одра идет формирование и укрепление этого станового столба сознания, этого времени сильных. „Быть“ – значит знать, что ты „был“. „Не быть“ подразумевает единственный новый вид (подметного) времени: будущее. Я отвергаю его. Жизнь, любовь, библиотеки будущего не имеют».
Карл и Эллендея Профферы прочли эти строки Набокова в Москве в 1969 году. Они жили тогда в гостинице «Армения» на Неглинной в номере 310, там, где сегодня стоит Ararat Park Hyatt. Карл пишет Набокову про Эллендею: «Между тем, моя королева разлеглась с Пниным, периодически хихикая, на кровати у нас дома, в уютной гостинице „Армения“ (!!! Как писали в былые времена). Что до меня, то я горю желанием как можно скорее насладиться „Адой“. <…> …А „чугун“ значит „котелок“3. На это Вера Набокова по поручению мужа ответила: «„Чугун“ – это ужасно вульгарное провинциальное слово для обозначения „котелка“ – вот мое мнение»4.
Набоков удовлетворил желание Карла поскорее прочесть «Аду». Он попросил Playboy прислать Профферу свой новый роман в расчете на то, что Проффер, автор «Ключей к Лолите» – первого литературоведческого анализа самой шумной книги Набокова, – напишет отзыв для раздела писем. Пакет с романом крупнейшего русского писателя эпохи, запрещенного и практически не известного на родине, отправленный редакцией скандального журнала Playboy, прибыл в Москву дипломатической почтой, чтобы оказаться в руках двух американцев, сидящих по ту сторону «золотого (в соответствие с «Адой») занавеса» в номере гостиницы «Армения», зимой, среди засыпанных снегом