тфель с портативным принтером внутри. Я суров, могуч, элегантен, загадочен, как и полагается разведчику. Правда, я слишком хорошо одет для пассажира подземки, в которой еду. Пассажиры одеты проще, они украдкой поглядывают на меня. Я специально оставил свое авто на окраине этого мегаполиса, так как смешаться с толпой – часть моего плана. Мне непривычно то, что при мне нет никакого оружия. Кроме, конечно, владения рукопашным боем. Это всегда при мне.
Поезд подземки выползал из туннеля и, по открытому отрезку путей, медленно взбирался вверх, через холмистый район мегаполиса. На самой вершине городского холма поезд остановился на очередной станции. Отсюда открывалась круговая панорама на бескрайние многоэтажные постройки, на океан с символом свободы, на синее небо. Было много солнца. Грудь распирало чувством свободы. Дальше по маршруту поезд нырял вниз, в темные глубины этого гигантского города.
Я вышел на одной из станций в центре. Отсюда недалеко до главного почтамта. Сейчас я начну кружить вокруг него обходными улицами, но сперва надо переодеться и сменить внешность. Я зашел в мерцающий огнями торговый центр. В бутике мужской одежды я переоделся в коротковатые обтягивающие брючки, клетчатый мешковатый пиджак, цветастую рубашку, под расстегнутый воротник которой я повязал атласный шейный платок. Вместо черных туфель обулся в замшевые мокасины с бахромой. Черный портфель сменил на плечевую сумку из рыжей кожи. Принтер переложил в нее. Темные очки оставил на себе. Все свое прежнее барахло я выбросил в мусорную корзину бутика. В соседнем бьюти-салоне подкрасил свои вихры шатена во что-то гнусновато-рыжеватое. Хотел ещё прикрепить клипсу в ухо, но счел, что мой вид уже достаточно голубоватый. Тошнит, но что делать. Теперь я в образе то ли скандального папарацци, то ли наглого промоутера, то ли ещё какого-то городского афериста. Для мегаполиса самое то.
Развязно вихляясь, и никого не задевая, я пошел по улице. На ходу расстегнул сумку, включил принтер. Пока я менял внешность, солнце отошло от зенита, и под сенью высотных зданий стало немного сумеречно, рекламные ролики многочисленных проекционных панно сравнились по яркости с дневным светом. Панно располагались на видных местах, реклама изощрялась в овладении потребительским вниманием, вставляя в свои крапленые ролики декорации иллюзионистов, заклинания тоталитарных молебнов, ритуалы неизвестных культов. Общий порядок поддерживался барражирующими патрульными машинами и стоящими на углах улиц полицейскими. Навстречу мне, по тротуару оживленной улицы, шли люди разного возраста, пола, происхождения, внешности. Никогда не думал, что в мире существует такое разнообразие людей. Если приглядываться ко всем – голова пойдет кругом. А если ни на что не отвлекаться и сосредоточиться на своей работе, то с головой все в порядке.
Внешне все должно было выглядеть, как раздача рекламных буклетов. Мой принтер был готов к распечатке разноцветной листовки с протестным заявлением о том, что мы, многочисленные юзеры добровольного рабства, информационно угнетенные и давшие когда-то согласие на обработку своих персональных и биометрических данных, мы – восстаем! Мы не боимся вас, бессильных гигантов из цифры и стали, не боимся ваших высокотехнологичных, аморальных методов принуждения, мы провозглашаем глобальное социальное равенство, независимое от тирании Империи, мы устанавливаем новую власть, которая есть Свобода – вне ваших убогих имперских границ! Мы – восстаем!..
Примерно так. Хотя воззвание было коротким, но полностью я в него не вникал. Зачем? Оно составлено Костяном, ему виднее, а я с ним согласен. На оборотной стороне листовки располагалась копия солидной банкноты с несколькими нулями. Подпись под банкнотой сообщала, что подателю сего воззвания гарантируется всеми отделениями главного почтамта выплата полной суммы в размере этой банкноты.
Кто бы ни брал у меня эту листовку – студенты, домохозяйки, спортсмены, фермеры, клерки – все, пробежав по ней глазами, вздрагивали, как от удара электрическим током. Я мог бы предположить, что они вздрагивали от того, что видели во мне и в листовке очередную имперскую подставу. Но фокус Костяна заключался в том, что каждая листовка распечатывалась как именная, на конкретное лицо. Очередной получатель листовки был поражен тем, что мог прочесть в ее адресном заголовке свое полное имя. Как это получалось у Костяна, я не знаю. В конце концов, это его кодовая кухня, о которой я имею отдаленное представление. Что-то там связано с индивидуальными почтовыми адресами.
Таким образом, у каждого человека, взявшего из моих рук листовку, происходила сбивающая его с толку мистическая встреча со мной, – либо как с пророком, жгущим сердца людей, либо как с ловким, работающим на Империю, провокатором. Чтобы выяснить для себя этот острый вопрос, а заодно – почему бы и нет? – получить означенную сумму, люди меняли свой пеший маршрут и направлялись в сторону главного почтамта, тем более, что он располагался вблизи. Это и было следующей частью моего плана. Направить поток людей в главный почтамт.
Я прошел до конца улицы и на перекрестке повернул за угол. Прошел дальше, раздавая листовки. Как вдруг, среди людской толчеи, я увидел подозрительного типа… как две капли воды похожего на меня! Он тоже раздавал листовки, из такой же рыжей сумки! Ошарашенный,