затянувшийся. В широко открытых серых глазах отблеском солнца переливались льдинки то ли покоя, то ли надежды.
«Вы перенесли сложную операцию на головном мозге по извлечению пули. Вам повезло, что остались живы и без худших ожидаемых последствий. Реабилитация будет долгой и непростой. Задет отдел мозга, отвечающий за память, поэтому вам надо ее тренировать, не дать ей заснуть. Заведите блокнот и записывайте любые воспоминания: людей, события, запахи, звуки. Это должно помочь», – сказал доктор на прощанье.
Ее одинокий силуэт, закутанный в клетчатый желто-черный плед, напоминал шахматную фигуру на доске жизни. Какие правила и какой следующий ход, она не знала, или не помнила. Грязные штормовые волны накатывали, обгоняя друг друга, подбираясь к ее ногам. Мысли, подобно этим волнам, хаотично выныривали и утопали в бурлящем потоке штормового сознания.
«Ладно, хватит стоять как статуя Свободы. Я жива, а память – дело наживное. Вспомнить-то всего лет 45 надо», – уголки губ поднялись вверх, и льдинки в глазах растаяли в синеву моря.
Анна вернулась в дом, с любовью обставленный ее девочками, подбросила в камин несколько поленьев, прилегла на кресло и закрыла глаза.
Машина времени с полупустым баком памяти вздрогнула, завелась и не спеша поплыла в прошлое.
Глава 1. Моя бабушка графиня
Первомай начала 70-х окрасил Донецк в красный цвет флагов и транспарантов. Яблони, вишни и груши в белых облаках цветов с любопытством выглядывали из-за заборов домов. Аня сидела у отца на плечах и с восторгом смотрела на плывущую по их улице реку людей. Они смеялись, пели, что-то пили, рассказывали какие-то истории и казались такими счастливыми.
Народ здесь проживал колоритный: разных национальностей, религий и социальных положений, – приехавший за лучшей долей, переселенный властью насильно и просто бежавший от голода и тюрьмы. И все это разнообразие давало удивительную почву для рождения мифов и баек о происхождении новоиспеченных дончан. В Аниной семье тоже любили травить байки.
Бабушка, папина мама, по преданию была польская графиня с не очень польским именем Клавдия Ивановна. Почему польская и почему именно графиня, никто не знал. Возможно, она была из тех десятков тысяч поляков, которые "как ненадежные антисоветские элементы" были переселены на Донбасс из Мархлевского польского национального района на границе с Польшей. Родители этим не очень интересовались, а после того как не стало бабушки, а за ней и дедушки, спрашивать было не у кого. Когда двоюродный брат Аркадий, служивший в органах, увлекся составлением генеалогического древа семьи, он так и не смог при всей своей власти узнать, откуда появилась в Юзовке бабушка. Вся родня тогда почти полностью убедилась в ее благородном, пусть и загадочном, происхождении. Хотя по большому счету доказательством служили лишь царственная осанка, с которой она носила себя, и отношение дедули, всегда чуть преклонявшего перед ней голову. Сам-то он точно был из обедневшей курской купеческой семьи.
Большой двор принял под своей крышей три поколения ее многочисленного семейства, проживавшего в безоговорочной любви, под перебранку взрослых, крики детей и постоянную заводскую пыль из-за соседствующего металлургического завода. Старый дом до революции был доходным домом и оставался им еще некоторое время, когда в начале тридцатых здесь поселилась молодая семья Клавдии и Кузьмы.
– Аня, слезь с дерева.
– Марина, пора в музыкальную.
– Вита, беги уже на танцы.
– Игорь, иди обедать и за уроки.
…звучало во дворе.
Бабушка родилась 8 марта, и для семьи это был не Международный женский день, а день Клавдии Ивановны, когда накрывался большой стол, за которым собиралось все многочисленное семейство с возглавляющей стол именинницей. Над ее головой на стене висела огромная репродукция картины «Усун убивает тигра», что придавало Клавдии Ивановне в глазах домочадцев еще больше тайны и власти. В зале стояло огромное кресло, в котором могла сидеть только она, хотя внуки не раз втихаря примеряли себя к этому трону.
О внуках отдельная история. Бабуля хоть никогда и нигде не работала в обычном понимании, но шла, как говорится, в ногу со временем. Когда три ее сына обзавелись семьями и у них родился первый ребенок, она, по рассказам мамы, вручила каждой невестке кулечек с презервативами, что в те годы было просто удивительно. Может быть, бабушка делала это оттого, что ее собственные дети не все выжили в младенчестве, и она хотела защитить от возможного горя потери своих взрослых детей. Об этом история умалчивает, но надо признать, сия негласная команда срабатывала, и было только одно показательное нарушение правила, в результате которого родилась Анюта, очень похожая на нее и любимая всеми как самая младшая. «Ошибка планирования» – шутя называла ее бабушка. Аня обожала и побаивалась бабушку Клаву одновременно, как и бесконечные загадочные, а зачастую страшные, истории, рассказанные низким хрипловатым голосом.
И ушла бабушка тихо, с привкусом тайны. Стояла холодная поздняя осень. В доме висел тяжелый неподвижный странный воздух, которого почему-то не хватало.