милостива ко мне!
Сердце его в ответ стукнуло в магический амулет и замерло. Он даже и не успел подумать, что погиб. Но девушка в голубой накидке этого не заметила и прошла мимо, говоря о чем-то со служанкой, так и не удостоив вниманием молодого философа.
Каллиник проследил за его взглядом и весело подбросил:
– Не выверни себе шею, друг-философ, а то перестанешь нравиться Эроту. Ты мечешь стрелы напрасно, уверяю тебя. Эта нимфа не интересуется философией.
Ослепленный зеленым светом таинственных глаз, теург не сразу пришел в себя.
– Неужели? Но зато, судя по тому, куда она направляется, ее интересуют бега. Хотя, если иметь в виду ее голубую накидку, она не из нашей команды. Но это же поправимо! Верно, друг? – попытался он призвать себе на помощь свое чувство юмора, которое до этого момента его еще ни разу не подводило. Но шутка не удалась.
– Вряд ли, – покривился грамматик.
– Почему? Что за птичка?
– Не та, уж точно, что станет петь на одной ветке с таким разукрашенным павлином, как ты, – усмехнулся Каллиник, имея в виду алые ленты Элпидия. – Это Таэсис, дочь Аммия, архитектора из египетского Антинополя. Отца отозвали на восстановление разрушенного войной Византия, а дочь пока осталась здесь.
– И она одна, без провожатого, ходит на ипподром? – не унимался ученик Ямвлиха.
– Ты, видимо, редко стал бывать в Антиохии и забыл, что здесь не любят деревенских, – съязвил Каллиник.
– Спасибо, друг, я это учту.
Элпидий быстро попрощался с грамматиком, пожелал мальчику Либанию стать знаменитым философом и поспешил за голубой накидкой. У входа на ипподром он догнал Таэсис и, улыбаясь, заглянул ей в лицо. Девушка встретилась с ним взглядом, нахмурилась, отвернулась к служанке и сказала с нескрываемой неприязнью:
– Смотри, Мелия – вот еще одна козлиная борода трясется у нашего виноградника.
Служанка через плечо бросила взгляд на Элпидия и прыснула в кулачок. Убежденный в своей неотразимости, философ не был готов к такому решительному отпору и опешил. Но из замешательства его быстро вывели нетерпеливые и нагловатые антиохийцы, которые, как известно, не привыкли, чтобы на их пути возникали какие-либо препятствия. Они, одержимые зрелищами, однажды чуть не затоптали величайшего эллинского святого Аполлония Тианского, тогда что и говорить об Элпидии? Кто бы из них заметил под ногами щуплого, отверженного красавицей, неизвестного селевкийского философа-красильщика?
Антиохийский цирк бурлил, как котел с чечевичной похлебкой, заваренной Лицинием еще в июле в битве под Андрианополем и которую сам он теперь расхлебывал в тюрьме в Фессалониках. Тысячи горожан и жителей округи пришли, приехали и приплыли по реке сегодня сюда, чтобы посмотреть на лучших возниц и редкостных лошадей, собранных со всех провинций Востока для состязаний в честь победы Константина. Оборванные калеки на костылях и тачках, странствующие философы в пыльных черных одеждах, вольноотпущенные рабы и даже дети, поминутно