Стратегическая /ир/рациональность против таутентики. Поворотный момент к новейшей триаде политологии
tegic /ir/Rationality Cusp versus Tauthenticity: Zeroing in on a Novel PolSci Triality (By Arthur Shevenyonov, KLA)
К трем этапам долгого и трудного русского возрождения: 800-летию памяти Александра Невского, 80-летию начала ВОВ, 8-летию последнего переосмысления мироустройства. С глубокой признательностью любимым родителям: отцу, Виктору Георгиевичу, и маме, Людмиле Федоровне.
Вместо предисловия: в преддверии обнаружения Золотого Решения для Новейшей политологии
Не правда ли, Великая Схизма 1054 года была не только предопределена (как именно, покажем позднее), но и предваряема отложенным довершением развала Римо-Ромейской империи? А если так, имелись ли возможности и средства избежать столь драматичного поворота событий? Ведь речь, разумеется, не о превозможении накопительных предпосылок чем-то поверхностно-ситуативным, как и не о волюнтаристской алхимии сдерживания инерции.
Все же, хотелось бы предложить нечто «третье» в «серой зоне» между (над!) двумя иррелевантными крайностями: охранительски-консервативным запретом на всякую сослагательность versus либерально-радикальным уклоном в контрфактическое и «альтернативное». Что-то, могущее возвыситься над сими полюсами слепоты или равно мертвыми зонами, предлагая задуматься о цене: каковы условия размена меж сими мета-сценариями, когда самая индуктивность необходимо носит вероятностный характер, но не всякая мера такового может быть приемлема для различных профилей исследователей. В известной степени, здесь далее будет угадываться неожиданная аналогия с обобщением и переосмыслением «теоретико-портфельного» подхода, когда и мера приемлемого риска варьируется в зависимости от риск-аверсии принимающего решение (языком Талеба, рискующего «собственной шкурой» или отвергающего неразличимость с лабораторными экспериментально-игровыми замерами). Кстати, полностью отметая сослагательное, не начать ли с запрет на мысленные эксперименты, связанные с путешествиями во времени (что впору и на самое физику распространить во избежание легковесной презумпции симметрии на временной оси): ускоренное движение назад невозможно по одной причине (немыслимость отмены массы кумулятивных изменений), вперед же – по совсем иной (ускорить накопление перемен, пребывая вне таковых, едва ли имеет какой-либо смысл, а не то что подразумевает допустимые средства).
Возьмем событие не менее судьбоносное, и все же куда более ограниченное на горизонте действия (в т.ч. формирования того, на что будем рутинно ссылаться как на непреднамеренные и не вполне контролируемые эффекты – «экстерналии»), а вместе не столь отдаленное во времени. Поговорим вкратце об Октябрьской революции, которая к перевороту как средству никак не сводится уж ввиду воспоследовавших тектонических институциональных сдвигов. Блеф о неподвозе хлеба, или булок определенного сорта, что ускорило лицемерную спираль саботажа и недовольства, – не рутина ли, по нынешним временам?
Наконец, не побрезгуем совсем уж свежими «сиюминутками». Заявленное отравление «солсберийских пациентов» на фоне отчета о новейших гиперзвуковых средствах подавления; подобные аллегации о «пациенте берлинском» в контексте не вполне явно выигрышных для внешних сил итогов президентских выборов в Беларуси; провокативный выход британского эсминца в территориальные воды Керченского залива, объявленные сторонами конфликта своими, на фоне уже прошедшего саммита и накануне форума военных из разных стран…
Настоящая книга задалась целью разработать единый язык, простой и полный инструментарий для изучения всех ключевых и переломных событий – эпохальных, вековых, как и видимо «проходных» – притом, что роль последних не стоит недооценивать ввиду их все возрастающей межрегиональности, потенциально глобального характера.
***
За убиение Флойда злосчастный Шовен (этот извечный символ беззаветной верности охраняемому строю с неизменной неблагодарностью) умудрился схлопотать 22 с половиной года заключения, притом что обвинение просило тридцать, а представляющие потерпевшую сторону истцы (мнимые жертвы, самим фактом избыточных требований предсказуемо представшие палачами) так и вовсе требовали пожизненного. Вопрос: как долго система, давно надругавшаяся над собственным правосудием, схлопнувшимся до сделки с оным (причем – и в широчайшем контексте экстерриториальности), рассчитывает топтать собственную прецедентность, опираться на которую становится все менее возможно, все более бессмысленно?
Недавно президент Байден, славящийся капитализацией на собственных недостатках (как и представляемый им клуб – на своих уродствах), в попытке слать сигнал-импликатуру подразумеваемому визави, выразил клишеватую уверенность в том, что того-де страна явно не заинтересована в том, чтоб слыть этакой «Верхней Вольтой с боеголовками». Признайтесь в тайном пороке, или комплексе (уверен, что изводит он не меня одного): вы ведь нередко ловите себя на том, что не можете вспомнить, что это за «Вольта», – даже если некогда знавали? И ведь не в том дело, что это историческое именование нынешней Буркина-Фасо (как известно, с непочтительными отсылами к почившему в анналах проще избежать судебных исков да нравственных взысков), в которой,