ерть. От копья или жажды. От жала скорпиона или в зыбучих песках. В этих землях можно найти себе смерть по вкусу.
– Гойтасир-хан!
Громкий топот босых ступней по голым скалам мог означать только одно: кто бы ни приближался, это не враг. В этих землях не принято убивать друг друга лицом к лицу. Да и какой смысл, если вонзить в спину пропитанный ядом кинжал было безопаснее и действеннее?
Смерть – она всегда смерть.
Но Гойтасир не собирался принимать ее этим днем. Сегодня он станет ее посланником.
– Гойтасир-хан! Мы готовы.
Сегодня особый день. Кровавый бог требует жертв. Сегодня он взойдет на ночном небосводе в одиночестве, и озарит мир волной безумия и насилия. Гойтасир станет тем, кто принесет богу головы врагов. И получит в ответ его милость.
Гойтасир оголил лицо, откинув края платка на плечи. Узкий разрез темных, как сама ночь глаз придавал лицу суровый вид. Облик вечного напряжения и готовности пролить кровь. Он и правда всегда был готов проливать кровь. Слабому духом и телом не протянуть долго в бескрайних степях. И потому Гойтасир стал сильнее сильных, ловчее быстрых, умнее хитрых. Но одного ему еще недоставало. Сегодня ночью он станет величественней великих. Однако прежде оставалось получить милость кровавого бога.
– Не зови меня так, Кхарбел, – бросил Гойтасир, не поворачивая головы. – Я еще не принял бразды правления.
– Час близится, мой вождь.
Гойтасир вздохнул. От движения собранные в косу длинные черные волосы змейкой затрепетали по буграм его мускулистой спины. Горячий ветер всколыхнул ожерелье из костей, что свисало с толстой, словно дерево, шеи. По серой, почти пепельной коже, скатилась капелька пота.
Хотелось пить.
Но сейчас жажда его не тревожила. Гойтасир не сводил взгляда с барханов на востоке. Бурный ветер срывал их верхушки, взвивал в воздух песчаные облака. Насколько хватало глаз, простиралась выжженная пустыня. Она пахла солнцем. Пылью. И смертью. Совсем скоро желтые пески покраснеют от крови.
Час стали и огня близился.
Бросив последний взор на гряду скал на горизонте, Гойтасир поднял ятаган, что лежал рядом, и встал с колен. Нагревшиеся на солнцепеке камни обжигали босые ноги. Но чувство боли только радовало молодого кочевника. Боль означала жизнь. Значит, он еще мог сражаться за себя и свой аймак. Клан, объединенный не только родством, но духом и местом под беспощадным солнцем.
Лишь гниющим мертвецам все равно до боли, тягот и лишений.
– Спешка ни к чему, брат мой, – Гойтасир сжал плечо юноши, что принес вести из лагеря, и кивнул.
Кхарбел, самый младший сын его отца от одной из захваченных наложниц, был крепок и коренаст. Смуглокожий и еще юный, он отличался воинственным нравом. В свои семнадцать зим он уже заслужил место за обеденным столом подле своего брата…и отца, Великого хана.
– Отец ждет тебя на смертном одре.
– И я уважу его последнюю волю, Кхарбел. Веди меня.
Гойтасир спрыгнул с уступа и проследовал за братом по тропе вдоль красных скал. На груде камней поодаль восседал белогривый гриф. Он проводил мужчин грозным взором и вспорхнул следом. Тень от его крыльев пятном пронеслась над каньоном, где вокруг почти высохшего источника грязной воды расположился временный лагерь. Несколько десятков шатров и юрт. Все казалось непривычно для глаза скудным: никаких богатых убранств, ни жаровен, ни алтарей, только лошадиный череп над входом в жилище Великого хана. И знамя клана в виде грубо нарисованного на грязном полотне пса, подвешенное на древке длинного копья.
Однако Кхарбел прошел мимо и вывел брата к широкой площадке на противоположной стороне скал. Почти все соплеменники уже собрались здесь. Плотным кольцом, облачившись в легкие тканые одежды цвета песков и вооружившись так, будто собрались на битву, десятки мужчин и женщин сгрудились вокруг сооружения из бревен и сена. Погребальный костер.
Возле него, сложив ноги в узел, восседали несколько обнаженных стариков и старух. Их тела покрывали сложные узоры красных и черных цветов: резкие, прерывистые линии, вплетенные друг в друга подобно лозе. Старшие, так назывался близкий доверенный круг Великого хана, мычали нараспев с закрытыми глазами. Сам же отец стоял на краю обрыва и рассматривал далекие западные земли. Даль полнилась миражами и наваждениями. Над пустыней словно плескалось море. Синие волны и белая пена бурно сталкивались, орошая все вокруг снопами брызг. До моря было много недель пути, и все же казалось, что оно находится совсем рядом.
Гойтасир отпустил брата и занял место рядом с отцом.
– Хан.
– Сын.
Недолгое молчание нарушалось лишь свистом ветра на дне каньона. Раздались мягкие хлопки, и неподалеку приземлился гриф. Даже солнце как будто перестало печь, ожидая продолжения разговора. Первым прервал безмолвие Гойтасир:
– Сегодня хороший день, отец.
– И славная ночь вскоре.
– Рассвет будет алым от крови.
– Сделай