ё немного и я задохнусь. Мысленно повторяла мантру: «Я сильная, я смогу». До боли сжимала кулаки, уже не замечая солёных дорожек на своих щеках. За последнюю неделю этого августа слёзы стали обыденностью.
Тем утром меня разбудила Тесса. Я видела в глазах подруги беспокойство, но уже привыкла к такому её взгляду за эти семь дней.
Замерла тишина, такая страшная и гнетущая, словно в день похорон, когда всё закончилось, когда рухнул мой мир. Я покрылась мурашками: боль от воспоминаний снова сковала меня, заставив конечности холодеть. Образ отца каждый раз вновь и вновь отдавался глухой болью где-то в грудной клетке. И эта боль не проходила на следующее утро, лишь терзала с каждым разом сильней.
С этими безысходными мыслями я присела на краю постели, сонно потирая глаза. Слишком отвыкла за лето от серого утра, от раннего пробуждения. Сегодня я вынуждена вернуться в Монтану к матери, которая меня ненавидит.
Тесса Абрамсон, без чьей поддержки я наверняка бы сошла с ума от тоски, была удивительным созданием. Время ещё не лишило её глаз блеска и радости. Наша дружба началась с начальной школы в нулевом классе, когда нас посадили за одну парту. Тессе было всего пять, а я была одна из четверых самых старших в классе шестилеток, которых по тем или иным причинам отдали на учёбу позднее. Я всегда защищала её. Девушка была полной моей противоположностью: высокая блондинка около пяти футов и восьмидесяти двух дюймов,1 с волосами цвета пшеничный блонд, доходящими до плеч, и бледно-нефритовыми глазами. С её ангельской внешностью у неё был не менее ангельский характер и поистине добрый нрав. Покладистая, отзывчивая, заботливая. Рассудительна и всегда логична в своих поступках. За это её все и любили.
Я же, хм… А что я? Лекси Рид всегда отличалась дерьмовым характером. Я не умела себя контролировать. Абсолютно. Говорила то, что думала, а не то, что было принято в обществе. Всегда совершала необдуманные поступки, будучи чертовски эмоциональной и малость злопамятной. Я много ругалась и не верила в Бога. Зачастую использовала людей. Так можно было продолжать до бесконечности. Проще назвать положительные качества, ведь их гораздо меньше.
Меня всегда удивляло, как Тесса терпела меня со всеми моими тараканами. Однако отец частенько говорил, что мы прекрасно дополняли друг друга в нашем тандеме. Абрамсон являлась для меня кто-то вроде сестры, которой у меня никогда не было. И я знала, что должна ограждать её от всего плохого, что мог преподнести этот мир. Но теперь, скорее она оберегала меня от самой себя. И только ради неё я старалась быть сильной и не сорваться. Других близких людей у меня больше не осталось.
Из моих мыслей меня вырвало чьё-то невесомое прикосновение к плечу. Тесса. Тонкий флёр духов: пионы, ландыши и ещё что-то нежное, бесспорно, лёгкое и цветочное, на миг окутал меня незримым облаком. Я наскоро вытерла слёзы рукавом чёрного свитера. Не хотелось её расстраивать. Подруга и так терпела мои истерики на протяжении недели.
– Слёзы – это средство вымывать боль из души и сердца. И нет ничего постыдного в том, что ты плачешь, милая, – обняв меня, произнесла Абрамсон.
Её зелёные глаза выражали глубокую печаль, а на лице отражалась едва заметная скорбь. Светлые волосы собраны в незатейливую косу, под глазами залегли синяки. Лучшей подруге тоже тяжело далась смерть моего отца.
– Я просто не знаю, как жить дальше, честно.
– Тебе нужно время. В конце концов всё будет хорошо, – пристально оглядев меня с головы до ног, сказала подруга. – Уже собрала чемоданы? Вылет вечером.
Я окинула взглядом комнату, такую родную, но уже совсем чужую. И чемоданы, к которым почти не притронулась. Слева от окна, у стены находилась моя кровать, на которой возле подушек одиноко сидел плюшевый мишка, подаренный отцом в раннем детстве. Справа – стол с ноутбуком. Над ним множество фотографий, на которых запечатлены самые счастливые моменты прошедших четырёх лет, а также школьные и спортивные награды. Сбоку от кровати – вход в небольшую гардеробную, к обустройству которой я подошла со всей душой вместе с Тессой, выбирая даже такие мелочи, как вешалки и плетёные корзинки. Но без отца наша уютная квартирка в Сиэтле стала всего лишь душным помещением, полным болезненных воспоминаний.
– Дальше нет смысла тянуть, не так ли? – тяжело вздохнула я, забрав спутавшиеся локоны в высокий пучок и небрежно зафиксировав их резинкой. – Мне всё равно придётся вернуться к ней.
– Возможно, за эти годы твоя мать изменилась?
– Я не знаю, Тесса, – изо всех сил стараясь не злиться, ответила подруге. – Это ты живёшь с ней в одном городе, а я не виделась с Джоан все долгие четыре года. И не видела бы эту женщину ещё столько же, – подытожила я, усевшись на пол возле злосчастных чемоданов.
– Просто думай о хорошем. Ладно? – мягко улыбнулась Абрамсон. – Если будет невыносимо, ты всегда можешь перебраться в наш гостевой домик.
– На кой чёрт мне возвращаться в Монтану? Я совершеннолетняя и прекрасно могла бы жить одна, подальше от этой женщины. Нас с ней не связывает ничего, кроме общей ДНК.
– Не знаю, к чему всё это, но раз