торого шел, задрал голову – указание на номер строения отсутствовало. Миновал палисадничек, разделяющий дома, оглянулся. Улица была пустынна и безмолвна, ни одного горящего окна. Полтретьего – самый сон у мирных граждан.
Осмотр следующего дома также ничего не дал. Не всегда провинциальные городки отличаются аккуратностью в обозначении улиц и номеров зданий. А зачем? Для местных это лишнее, а иногородних бывает мало. Это тебе не областной центр или столица. Впрочем, и в столице порой не так просто найти нужный дом – только на язык, что до Киева, и вся надежда.
Прижавшись спиной к теневому торцу дома – фонарь остался позади – мужчина замер. Показалось, что хлопнула дверь подъезда с внутренней стороны двора. Настырный комар не отпускал свою добычу и противно зудел над головой.
– Лёш, ты тут? – раздался женский шёпот совсем рядом где-то за углом.
В ответ вяло зашуршала трава или кусты, треснула сломанная ветка, и пьяный мужской баритон с хрипотцой пробормотал что-то невнятное, типа: «да иди ты на…».
– Ах ты, собака такая! – уже почти в голос выпалила женщина. – Ты когда, чёрт, прекратишь пить, мерзавец? Ну-ка, живо домой… Давай, давай, подымайся.
Послышалась возня, сопровождающаяся беззлобной женской бранью, кряхтением, сопением и сплёвыванием пьяного мужика. Банальная семейная ситуация: муженёк не дошел до подъезда трёх шагов, рухнул в кусты под окнами соседей с первого этажа, а те донесли женушке: мол, иди, забери своего, явился ни свет ни заря… Что-то в этом роде. До оскомины предсказуемый сценарий.
Притаившийся за углом человек дождался, когда дверь подъезда вновь хлопнула и, пригнувшись, прокрался под окнами к самому подъезду. Над ним ржавая табличка «Дом № 7, подъезд 1» и список квартир. Потянул ручку на себя и оказался внутри. В подъезде, воняющем кошками, мочой и перегаром, тускло горела чудом уцелевшая лампочка. Наверх, вероятно на третий этаж, поднималась супружеская пара. Перебранка продолжалась. Сотрясание перил, мычание, кряхтенье, сбивчивые шарканья шагов, шелест и треск рвущейся одежды – всё свидетельствовало о больших сложностях в отношениях и в преодолении непокорных ступенек.
Ночной визитёр не отрываясь смотрел на обитую железом закрытую дверь под лестничным маршем. Она вела в подвал…
Не дожидаясь, когда шум наверху стихнет – скорее он был сейчас на руку, – человек звякнул отмычками и распахнул чуть скрипнувшую дверь, осторожно прикрыл её за собой и спустился в темноту. Маленький фонарик осветил подвальный коридор, больше походящий на лабиринт. «Немцы пленные строили. Сразу после войны», – подумал мужчина и, мягко ступая ногами, обутыми в тёмные кроссовки, двинулся вдоль деревянных сараев.
В одном из узких тупичков, где напротив крохотного вентиляционного окошка, зияющего высоко в стене и до половины заваленного снаружи землёй вмеремешку с мусором, была дверь. На ней просматривалась полустёршаяся и поблёкшая от времени, рисованная графитом и тушью картинка: торс культуриста в натуральную величину с гротескными мышцами, тщательно проработанными до каждого волоконца, и очень условно обозначенным лицом. Дверь отличалась от прочих крепостью, тщательно подогнанными шлифованными досками и массивным амбарным ржавым замком.
Человек дотянулся до окошка и закрыл его прихваченным по дороге грязным куском поролона, порылся в кармане, вынул сначала связку отмычек, секунду смотрел на неё, потом убрал назад и достал ключ.
– Похоже, замок родной, смазать бы…, – прошептал «мачо» и облизал пересохшие губы. Было заметно его волнение. Он вставил ключ в скважину, повернул с некоторым усилием, и замок открылся. Скоба легко откинулась, обнаружив следы сохранившегося солидола. Очевидно, механизм был нафарширован смазкой заботливым хозяином.
Оставив замок в кольце косяка, человек потянул за ручку. Дверь не шла.
– Всё правильно, – сказал он и обвёл лучом фонарика весь периметр двери. В крайней ее доске, почти посередине между петлями был кружок от сучка, а в его центре – еле заметное отверстие. Пришлось потратить некоторое время на поиски шурупа, который нашёлся в соседнем отсеке подвала, одиноко лежащий на бетонном полу. Используя как штопор, человек завинтил его в сучок, дёрнул и вынул коричневый кругляшок, словно пробку из бутылки. Просунув палец в образовавшееся отверстие, «мачо» удовлетворённо хмыкнул. Достал из куртки хирургический зажим с длинными «губками». Чьё-то хитроумное устройство неопытной руке чужака поддалось не сразу. Несколько минут ушли на то, чтобы ухватить зажимом тонкую сталистую проволоку-струну и, прижимая плечом дверное полотно, открыть-таки прочный засов, запирающий дверь изнутри.
Помещение каморки, куда вошёл человек, имело высокий пол и низкие потолки – приходилось стоять, чуть сгорбившись и опустив голову. Паутина, затхлый воздух, сундук, тумбочка, две табуретки, куча окаменевших от времени окурков в алюминевой миске, обветшалый и рассыпающийся от прикосновения плакат с изображением группы «Биттлз» на стене.
Человека мало интересовал интерьер, но больше привлекала левая, глухая на первый взгляд, стенка. Посвятив её изучению некоторое время, мужчина нашёл шляпки гвоздей-имитаторов,