а бренчало самодельное ботало, подвязанное брючным ремнем, однако глуховатый звук жестянки можно было услышать за сотню метров, не больше. А в дождливую погоду да в таких зарослях скорее лбом в круп коня врежешься, чем услышишь. С тех пор, как жеребец начальника партии Жорина сломал передние ноги на курумнике, лошадей на участке путать не стали. А те, почувствовав свободу, иногда забирались так далеко, что работавшему первый сезон коноводу Сычеву приходилось брать пару булок хлеба на дорогу и отправляться на поиски. Бывало, находил. Бывало, терялся, тогда искали и Сычева и коней.
Вся эта седельно-вьючная сила на участке числилась списанной. Таков тут был порядок аренды: взяли на сезон конягу в местном совхозе и тут же бумагу написали – копыта, мол, отбросила, заездили геологи. Как это, например, случилось с начальниковым жеребчиком – Несчастным. Несчастный выполз на коленях к лагерю, ржал тоненько, жалостно. Жорин не выдержал, погладил стриженую челку лошади и добил из револьвера в ухо. Потом повар несколько дней готовил отбивные и даже пельмени. Что поделаешь!..
Если коню удавалось пережить весь ад походной жизни, его возвращали в совхоз, а бумагу-похоронку уничтожали.
Доктор принадлежал участковому геологу Сереге Лиходееву и работал в поле второй сезон. Приходилось Сереге возить на нем грузы, и ходить в маршруты, и даже таскать резиновые лодки по реке. Доктор, хотя и имел звучное имя, на вид был страшноватый: на ходу задними ногами ступал не в «колею», ходил чуть бочком, шея короткая, голова здоровая и вечно опущенная. Но сообразительность имел докторскую: с пустыми руками – подходи и хоть обнимайся, с уздой – в мгновение поворачивался задом и прижимал уши. День вокруг него протопчешься – не поймаешь. Признавал только Серегу да еще повара, словно чувствуя в нем будущего распорядителя своих останков. Когда Серега первый раз надел Доктору ботало, тот подозрительно прислушался к звону, отковылял в сторонку, лег на бок, ловко зацепил копытом веревку, порвал ее, и ботало, звякнув, укатилось. Затем встал и спокойно ушел в тайгу. Утром Серега собрался уж пешком маршрут кончать, вылез из-под полога, а конь стоит в десятке метров от него, честно стоит, ждет, когда его заседлают и рюкзак на хребет взвалят. А до геологов ездил на Докторе совхозный врач, он же ему и кличку такую дал, и к свободе приучил.
За два сезона Доктор приноровился к порядкам геологов. Идет дождь – можно в лагерь не приходить, все равно маршрутов не будет. Сильный ветер – тоже. Кстати, от ветра он однажды пострадал. Пасся на том же горельнике, трава густая, хорошая, гнуса нет. И вдруг обгорелая сосна рухнула и вершиной зацепила по крупу. С тех пор и стал ходить он бочком. Тоже сначала пристрелить хотели, да Серега пожалел.
Сейчас Доктор бродил в осинниках, лениво щипал траву; прилизанная дождем рыхлая шерсть лоснилась от сырости, и вокруг шеи явственно проступали твердые шишки от паутовых укусов. А Серега Лиходеев в промокшей и стоящей колом брезентухе продирался через заросли, матерился себе под нос и время от времени, остановившись, звал Доктора, прислушивался: не зазвенит ли где? Это был редкий случай, когда Серега искал коня. Приспичило, надо! И не ему, а начальнику партии Жорину.
Две недели стояла непогода: то дождь, то низкая облачность. Вертолет с инкассатором для съемки добытого золота не прилетел. Золота скопилось многовато – пуд. Партия одновременно работала по двум проектам: поиски и разведка плюс добыча. И повезло. Россыпь хорошую зацепили, второй месяц на ней ковыряются, а она и не кончается. Серега на днях в бригаде ручного бурения был – интересно! Может, и на месторождение «россыпуха» вытянет… И как на зло – навесили обязанность (еще в начале сезона) инкассировать золото на случай нелетной погоды. Парень, говорят, честный, молодой, разворотливый – справится. Сложного, конечно, ничего нет: расписался в сорока бумагах, кинул в рюкзак опечатанные мешки и кати на здоровье Да вот беда: катить-то до базы две сотни верст и все по тайге. Рысью не поедешь, шагом всю дорогу, по речным косам, распадкам да болотам. В оба конца – неделя. Вызвал утром Жорин и говорит:
– Принимай груз.
Серега оптимистично стал предсказывать хорошую погоду в скором времени, но Жорин сунул вместе с кипой сопроводительных бумаг сводку погоды до конца месяца, и Серега сник.
– С кем ехать? – вяло спросил он.
– Сычева возьмешь, больше некого послать. Пусть идет коней ловит.
– Ладно…
– Отвезешь ненужные карты и возьмешь новые, я тут переписал какие, – Жорин вручил два десятка карт и список.
– Бу сделано…
– И вот что. Буровики просили деньги на сберкнижки положить. Тут шесть тысяч всего. Сделай, а? – уже попросил начальник. – Здесь все, – и он отдал объемистый пакет.
– Некогда мне будет по сберкассам таскаться, – хотел отказаться Серега, но Жорин его упросил:
– Я обещал мужикам. Сделай.
Собрал Серега полевую сумку, набил ее картами и деньгами, туда же засунул жоринский револьвер, золото уложил в рюкзак и, оставив все это у начальника, отправился к Сычеву.
Коновод Сычев лежал у себя в палатке, волосатая мощная грудь бугром вздымалась от глубокого