человекоподобные массы.
Закрутилась в трудах сизифовых,
был тунгусский, но промахнулся.
Как же хочется периодически,
чтобы каждый кратер проснулся.
Притаившись, скрывая дыхание,
обнимаю планету-матушку.
Слово доброе и внимание
необходимы даже камушку.
«Желтеют листья, лисы, зубы…»
Желтеют листья, лисы, зубы,
перевернули календарь.
Темнеет до конца работы,
подорожал в сельпо миндаль.
В бокале с белого на красный
вина оттенки изменились.
Коты у батареи грелись,
а мы засунуть не торопились.
«Мы крабы на дне океана…»
Мы крабы на дне океана
верхнеюрских времён.
Из кожи вон вылезая,
бьёмся за вечность имён.
Дно пробивая клешнями,
машем на право и лево.
Статусы обретая,
шут, кардинал, королева.
От чего-то решили,
что оставляем след.
По сути, холодные блюда
червякам на обед.
Мы крабы, наш панцирь – квартиры,
время сотрёт бесследно.
Планета чихнёт и забудет,
ведь помнить о хворях вредно.
«Чиж пел про двери в лето…»
Чиж пел про двери в лето,
не обманул Серёжа.
Лежу на пляже в Ялте,
сияет счастьем рожа.
Волна о камни бьётся,
песочек греет таз.
Как в пионерском детстве,
поел – и тихий час.
«В доме появились тараканы…»
В доме появились тараканы,
видимо, им тесно в голове.
Я помыл тарелки и стаканы
и полил гербарий на окне.
Вновь вернулся в мир
из автономки.
Волны не волнуют, не зовут.
Выкинул из дома телевизор,
всё-таки в беззвучии уют.
Не прощаюсь с пенным
зазеркальем.
Не сужу о канувших на дне.
Многие бывали в автономке,
в этой жизни, городе, стране.
«Купила баба Prada…»
Купила баба Prada,
идёт домой и рада.
За ней идёт мужик,
себя, Armani, пшик.
Идёт на стиле пара,
Григорий и Тамара.
Главбух и Завнач базы,
облепленные в стразы.
За ними сын в Molo,
до центнера кило.
Шагает с ними, в ногу,
штампуя след в дорогу.
Торопятся домой,
смотреть Хабиба бой.
Чуть позже Соловьёва,
чтоб знать, как Там хуёво.
А в доме Gucci, Prada
и по ТВ эстрада.
Тепло, уютно, сыто,
и чистое корыто.
«Дети в город вернулись…»
Дети в город вернулись,
на дворе снова осень.
И темнеет уж рано,
в каких-то там восемь.
Загорелые лица
надели