не давали покоя, было не до братьев. Проблемы тянули на дно быстрее, чем хотелось бы. Дети давно выросли, имеют свои семьи, но их уже Оксана не видела. Расстояние отдаляло родственные чувства, редко вспоминались братья, ещё реже их жены и дети. Ни кто не помнил, когда последний раз поздравляли друг друга с праздниками, днями рождения. А время пробежало после последней встречи, минуло 25 лет. В чужой стране, работая по ночам сама, теперь могла позволить вспомнить о ближних.
Вспоминая ближних, помнили о предстоящем празднике Пасхи, который приближался. Все говорили, что в этом году на службу в костел придет мало народу. Ни кто не хотел рисковать здоровьем. Во всех информационных сообщениях говорилось, чтобы люди не выходили из дома без особой нужды. Следом за католическим праздником приходил и православный. Русская церковь обычно в такие дни была переполнена народом. Сейчас все праздники были под большим вопросом.
Лежа, каждый на своей постели, Оксана снова заговорила. Эта тишина с нервами пополам разламывала голову.
– Тась, скоро праздник. Хочется посвятить пасочку, хотя бы купленную в магазине. Я уже набрала шелуху от лука, сварю в них яйца. Как ты думаешь, поляки пойдут в костел?
– Не знаю. Мы на эту тему не разговаривали на работе. Сейчас всех просят дома сидеть. Может, ни кто и не пойдет. Тем более, старших людей запугали этим вирусом. Чуть ли не все, после шестидесяти, завтра помрут. Наша церковь тоже, наверное, будет закрыта. Или будут пускать по 3 человека с расстоянием между ними 2 метра. Честно, я ни куда не хочу.
– А я хочу. Я после церкви, дышу свободнее. Понимаю, что наши батюшки грешат больше, чем весь люд людской. Грабят народ. Всё равно хочется сходить, постоять около иконы.
Наступило молчание. Было слышно, как по дороге пронесся транспорт с мигалкой. Скоро шум затих.
– Знаешь, – проговорила Тася, – я работала на другом магазине. У нас работала кассир Клементина, она была на год младше меня. Так вот. Я напросилась с ней в костел на праздник Пасхи. Купила корзинку, наложила в неё всё по чуть-чуть, что у нас полагается и приперлась. Стою, жду подругу. Идет. У неё в руках маленькое лукошко с одним яйцом. Всё. Другие тоже так пришли. Было много детей и тоже с такими лукошками. На фоне их лукошко, моя маленькая корзиночка выглядела огромной. Короче, я была, как баба с базара. Но, это ни что, по сравнению с тем, что я видела. С боку костела стояли ветки, палки, приготовленные для костра. Знаешь, как в вашем пионерском лагере. Выходит Ксёндз, зажигает спичку, знаешь, такую большую для костра и бросает её на эти палки. Палки, может, до этого облитые бензином, тут же разгораются. Пожалуйста, божий огонь готов. Я там чуть не упала. Это не было удивление. Это было что-то другое. Ну, а потом, всё, как у всех. Вынесли ведро, давай веником махать, святить лукошко. Я от этого шока, отошла в сторонку и ждала свою подругу. Уже, на обратном пути, когда вышли с автобуса, я её спросила: что это было? А она мне: ну, это же всё чисто