в поиске Рибы, но наткнулся только на десятника. Тот, не убирая пальцев с эфеса, пробираясь наперекор увлеченно гоготавшей о своем толпе, настиг его и тут же громко, заглушая звоны и осуждающей его сдавленный ропот, позвал.
– Сюда, сановник! – он махнул рукой перчаткой к себе.
Джоаль, печалясь, что не сможет распить вино, и приголубить очередную возрастную госпожу, насуплено последовал за солдатом.
Они пересекли ещё нескольких ослепляющих блеском подвесок и диадем слитков общества, пробираясь в даль широкого дома, как если бы их цель была удалиться из этого рассадника щегольства подальше. Прошли всю сгрудившуюся богему, чьи красноречивые поэтические вычуры и отрывки заученных до отскакивающей от зубов декламации ролей, оставались позади, слабым блеянием в общей какофонии, не пресекаемого лепета. Наконец они минуя столпотворение вышли так далеко от всякого щелка и роскоши, что свет стал точно украденный гаснуть в охватывающую сень, а слабый фужер взятый десятником освещал средь охватившего мрака дорогу только путеводному ведущему, и гнувшейся от бремени раззадоренный неясностью Джоаль уже начинал проигрывать ситуацию, насколько зеленокожая особа, принципиальна, в своих обетах. Как тут же он вдруг спросил, и по привычке громко, так как все ещё не отвык от гула кутежа, осевшего в ушах.
– Где гоблинша?
– Тут балда, – послышалось впотьмах у его ноги, и он тут же ощутил слабый удар по голени, твердым предметом, предположительно ребром меча в ножнах. Он проигнорировал вольность, хоть и был слегка оскорблен таким непрерывным вызовом, а место удара ещё какое-то время горячо пульсировало.
Мимо них городились сложенные в друг друга стулья; перевернутые столы, упертые к завещанным шторами окнам; и даже крупноватые окованные рундуки, которые казалось, сколотили из всех комнат в одной крупном мрачной точке дома. Так они и торили в полумраке отклика гаснущего заката, пока урвавшийся вперед десятник, не остановился в тупике, уткнув в него спасительную пред крепнувшим мороком свечу.
На деле это была дверь, и в какую-то коморку. Постучав по ней тыльной стороной кулака два раза, с паузой, и третьим замыкающими, он будто соблюл условности, и дверца как уваженная вниманием поддалась. Чарами или нет, не ясно.
В щели разверзнувшегося проема забрезжил яркий выбившийся из неволившего закутка свет, и десятник, отходя с окаймившего зарева, сошедшего с привязи, шепотом проговорил им из поглотившей его тени, – Сюда.
Оба не особо разбираясь с порядками, фигурально пожав плечами, зашли напрямки свету. Окунувшись в новое светлое укромное место, перед ними предстал уютный кабинет кельи, с подпирающими по бокам высокими книжными шкафами по бокам стола, застилавшими и окна, делающие взлобье столь приметным. За небольшим стертым столом на манер конторке застланным стружкой пергамента свитков, и ветхими манускриптами,